Дом Готель в Лионе стоял на холме, омываемом Соной, а значит, она всё еще жила во
Французском королевстве. Но стоило ей отправиться утром в орешник, как она попадала на
территорию Римской империи. Дело в том, что император и французский король, так и не
определив до конца принадлежность Лиона, просто разделили его рекой. И теперь даже тот, кто, к
примеру, перешел мост, чтобы просто купить молока, пересекал имперско-королевскую границу.
Это было забавно, учитывая, что коровы того самого молочника, жившего у подножия
"королевского" холма, ежедневно щипали "имперскую" траву на другом берегу Соны.
Возвращаясь спустя десять с лишним лет в Лион, Готель также заметила у подножия холма
новый собор, очень напомнивший ей парижский Нотр-Дам, и прежде чем доехать до дома, она
остановилась у собора и зашла внутрь. Собор сей носил имя Сен-Жан, в честь Святого Иоанна
Крестителя, что показалось ей тоже весьма символичным, и Готель на мгновение показалось, что
она и не уезжала из Парижа, а потому она сразу же поспешила оттуда выйти.
Она прошла несколько переулков до молочной лавки. Теперь там работал Себастьéн - сын
прежнего хозяина, имя которого она вспомнить так и не смогла. Узнав, кто была его
посетительница, он поведал ей "презанимательную" историю об её доме, происшедшую лет
восемь назад:
- Одно время, заметив, что дом долго пустует, там поселилась семья германцев, - рассказывал
Себастьен, отпуская горшок масла мужчине сорока лет, - но прожили они там не долго, поскольку
не прошло и двух недель, как туда прибыло несколько крестоносцев, которые буквально
вышвырнули их на улицу, - волнующе договорил он, - с тех пор все обходят его стороной.
Взяв кувшин молока, Готель пошла по дорожке вверх. Она не могла не согласиться с
Раймундом, что дом был хорош. Из крупного камня, с массивными деревянными перекрытиями;
именно такой, какие строят не прижившиеся здесь германцы. Она видела такие дома в Касселе.
Готель обернулась. Вид на Лион с холма был превосходный. Сона и Рона, извиваясь, вползали в
город, а затем сплетались вместе, как две змеи, довольные своим воссоединением.
Готель села на крыльцо, положив на ступени свою клюку. Она решила, что слишком устала,
чтобы сразу входить в дом, поскольку, вероятно, увидев, какой там могли оставить беспорядок,
она начала бы немедленно его устранять. А потому, она была очень удивлена, найдя в каком
порядке был дом, когда вошла. Естественно, все поросло многолетней пылью, но было явно
заметно, что в доме старательно убрались. Посуда была бережно сложена и выставлена на полках,
вычищен камин, рядом с которым лежала непочатая вязанка дров. Готель подумала, что вряд ли
это успели бы сделать те, кого отсюда так поспешно выгнали. Она прошла наверх, но и там была
убрана постель и белье, аккуратно сложенное, было заперто в шкафу. В итоге, ей осталось лишь
вымести дом от пыли.
Шли последние дни лета, и Готель не теряя возможности провести время на лоне природы,
каждое утро уходила в лес. Она несла с собой вышивку под скатерть или покрывало и садилась с
ней на камень или под дерево, трудилась над нею несколько часов, а затем шла обратно. Она
редко заходила далеко, тем не менее, обошла всё предместье и за несколько лет знала каждую
травинку под Лионом. Самой тяжелой частью такого путешествия всегда оставался подъем на
холм. Нагулявшись целый день извилистыми тропами, она брала этот бастион в несколько
приемов, переводя дух перед, всё более и более открывающейся, панорамой города. Подходя к
крыльцу, от невыносимой боли, она уже опиралась на свою клюку двумя руками и садилась
каждый раз на его ступени, прежде чем зайти в дом. Но на этот раз, приблизившись, она увидела,
что на её месте уже кто-то сидит. Какая-то совсем молодая девушка, в заношенном платье, не в
старом, но сильно сношенном в короткое время. Даже издалека она имела вид измученный, словно
проделала путь с другого конца земли. Заметив походящую к дому Готель, девушка торопливо
встала, выпрямилась, придав выражению лица достоинства и важности. Но даже с плохим зрением
Готель было видно, что девушка эта выплакала на крыльце достаточно слез, надеясь на эту
встречу. Её глаза были красными по краям, а подбородок дрожал, но она держалась своего образа,
как за соломинку, хотя, скорее всего, сама понимала, что человеку, висящему над пропастью,
соломинка вряд ли поможет.
- Ваше величество? - удивилась Готель, подойдя ближе.
- Да, это я, - глаза девушки блеснули надеждой, и она приняла еще более превосходный вид, -
Изабелла де Эно, - добавила она на всякий случай.
- Но что вы тут делаете?
Девушка на мгновение вышла из своего королевского образа и подбежала к Готель:
- Матушка, муж мой - Филипп, вот-вот меня прогонит из дворца. Я обошла уже весь свет, в
надежде хоть на чью-нибудь поддержку.