Не мудрствуя лукаво, остатки строительных материалов я просто сбросил вниз, предварив сие действие громким криком "поберегись!". После чего, заткнув за пояс молоток и зажав в зубах небольшую пилу, спустился по лестнице.
При ближайшем рассмотрении оба прибывших оказались альтенант-полковниками, причём первый действительно службист, а вот второй - лётчик-исребитель, почему-то в парадной форме и со всеми наградами.
- Здравья желаю, товарищи, - отсалютовал я. - Прошу простить мой внешний вид. Гвардии обермастер Илан Стахов, к вашим услугам.
- Да бросьте, товарищ обермастер, - махнул рукой службист. - Вы всё-таки в отпуске. Альтенант-полковник Службы Обеспечения Безопасности Олей Ластев.
- Альтенант-полковник запаса Селемир Ковыль, лётчик-истребитель, - представился третий. - Вы такой молодой, а уже обермастер? - он улыбнулся и покачал головой. Невесёлая получилась улыбка.
- Ну, что делать, - я развёл руками. - У нас как в разведке, от звания до звания главное дожить!
- И то верно, - рассмеялся лётчик. Не сговариваясь, мы со службистом полезли по карманам за папиросами. На мой вопросительный взгляд Ковыль отмахнулся.
- Да я не курю. Никогда не курил, и вам не советую.
- Надо бы бросить, - я согласно пожал плечами. - Только стимула пока нет. Вот домой доберусь, там посмотрим.
- Э, так вы из-за нас тут застряли? - сочувственно покивал службист.
- Не сказал бы, что это так уж меня расстроило, - я хмыкнул. - Хоть отдохнул немного от походной жизни и посмотрел, какая она, жизнь мирная. А то как-то даже боязно было, вдруг, не получится?
- Селемир?! - оборвал меня возглас хозяйки дома.
- Лина! - ответил радостным восклицанием бросившийся ей навстречу лётчик, подхватывая в объятия едва стоящую на ногах женщину.
Мы со службистом, переглянувшись, тихонько отошли подальше, чтобы не мешать. Хотя сейчас они, пожалуй, и Чернуха не заметили бы, явись он со всей своей свитой.
- Почаще бы вот так, - вздохнул Ластев, кивая на счастливую пару. - Похоронка на живого лучше погибшего, пропавшего без вести.
- И то верно. Ну что, сейчас в лес пойдём, или до утра?
- Да куда на ночь глядя! Утром, на свежую голову. Там небось и документы, и ценности какие-то. Офицерьё доманское, даром что трупы ходячие, любили устраиваться в роскоши, все музеи, до каких добрались, растащили, сволочи, - проворчал он.
- Ну да, этого добра там порядком. Хоть я и не специалист, и то сразу решил, что музейное.
- А я вот специалист, - доверительно сообщил службист, подмигивая. - Искусствовед я. До войны, во всяком случае, был. Сейчас как демобилизуюсь, вернусь, наконец, к любимой работе, - я аж присвистнул. Искусствовед, дослужившийся до звания альтенант-полковника в Службе - это серьёзно. Чем же он там ведал в военные годы? - Да не свисти, - добродушно фыркнул Ластев. - Понимаешь же, за просто так у нас звания не дают, а то, за что дают, оно обычно секретное.
- Вот я потому и свищу, а не вслух спрашиваю, - рассмеялся я. - Чай, не маленький, понимаю.
Можно сказать, на том эта история и кончилась. Мы со службистом остались у Ковыля дома; точнее, мы-то хотели оставить лучащихся счастьем супругов наедине и не мешать, только кто ж нас спрашивал? В итоге вечер получился весёлый и сумбурный, чего лично со мной не случалось уже довольно давно.
Утром же, по холодку, на самоходке добежали до вампирьего логова. Немолодой искусствовед едва не прыгал на одной ножке от восторга, обследуя помещение; какие-то там уж больно ценные экспонаты нашлись, я не вдавался. В итоге Ластев прочно завяз в этом овраге, а я, решительно распрощавшись, двинулся в обратный путь, в деревню, за вещами. Пора уже было собираться и двигаться дальше, хватит отдыхать.
Настроение было отличное. Вот только отсутствие тени настораживало: за всю эту неделю он так ни разу и не появился.
-- Встреча пятая. Маскарад.
Осень в этом году пришла рано и как-то вдруг. Только вчера, казалось бы, светило солнце, и лесная зелень радовала глаз, а сегодня уже жёлтые и местами полысевшие деревья под хмуро насупившимся небом навевают тоску. Буквально за несколько дней окружающий мир изменился до полной неузнаваемости, как будто я пересёк вполне материальную границу меж двух времён года.