И ад следовал за ним

Уже подали десерт, а желанный друг, естествен­но, все не появлялся, пришлось разыграть небольшой спектакль, звонить ему по телефону и довести до сведения Нетер­пеливо ожидающего профессора, что друг оказался в самом горниле государственных дел, в ресторан не успевает, но готов заскочить ко мне домой, поскольку поедет мимо с работы. Профессор, расслабленный вином и моим тонким обхождением и привыкший уже к несуразности и непредсказуемости всей нашей мекленбургской жизни, естественно, поверил во всю эту туфту и без всяких колебаний погрузился со мною в такси: горел в нем неистребимый дух исследователя, жаждущего добраться до сокровенных тайн Бал­канского Союза, и предложи я ему лететь за ними в космос — помчался бы галопом!

Добрались мы до моей квартиры без всяких приключений, бар мой ломился от самого изысканного спиртного, и уже через полчаса мой гость получил лошадиную дозу сильнодействующего снотворного, по моим расчетам, он разлепил бы глаза не раньше, чем через тридцать часов, когда я уже любовался бы видами Финского залива со стороны Хельсинки.

Вскоре он начал зевать, тереть глаза, клевать носом, посерел и побледнел, потя­нулся к диванчику (а я все поигрывал наживой: вот–вот приедет друг, человек он обя­зательный, обидится, если мы его не встретим, впрочем, можно и вздремнуть на полчаси­ка, чувствуйте себя как дома, дорогой товарищ!), примостился на нем и тут же ровно и сладко захрапел. Я снял с него ботинки, любовно укрыл пледом, потушил свет и вышел в соседнюю комнату.

Паспорт профессора я прощупал, еще когда вешал его пиджак на плечики в прихо­жей, и тут же приступил к работе, пустив в дело весь инструментарий старика Фокусника. Тренировки мои не прошли впустую, и через пару часов я уже любовался своей фотогра­фией на чужом паспорте, скрепленной официальной печатью.

Часы показывали два, старт прошел отлично, Рубикон был перейден. Поезд уходил в восемь вечера, кассы открывались в десять утра (как известно, билет за границу у нас можно получить только по паспорту), я немного вздремнул, тщательно выбрился, нама­зал лицо заграничным лосьоном (это действует на окружающих, иностранцы пахнут по–другому), переоделся в добротные европейские одежды, оставил на всякий случай за­писку, чтобы профессор дожидался моего возвращения, и около девяти выскользнул на тихие воскресные улицы. В десять часов я уже всунул свою благоухающую физиономию в окошечко вместе с паспортом.

— Будьте любезны, билет по брони…— Говорил я с легким и приятным акцентом.

Миловидная девушка за окошечком порылась в своих бумагах и вдруг рявкнула грубым гортанным голосом, превратившим ее личико в дышащую злобой рожу запущен­ной старой ведьмы.

— Да, бронь в Хельсинки имеется, но тут также и бронь на Берлин на среду… Как это понять?!

— Какой Берлин?!

— Бронь на ваше имя… Разве вы не заказывали? Что вы мне голову морочите?!

— Тут, видимо, какая–то ошибка…

— У нас не бывает ошибок! — отрезала фурия и вышла с моим паспортом из комна­ты. Да, Алекс, наша родина суетна и непредсказуема, все неустойчиво, все движется по сумасшедшим законам диалектики, все течет и нет никакого порядка, один произвол, и в его бушующем пламени человек чувствует себя лишь дрожащим кусочком пепла. Можете себе представить, какие страшные минуты я пережил в ожидании красавицы, и она появилась под предводительством невыспавшегося человека, походившего по всем гнетущим внешним параметрам на сотрудника службы безопасности.

— Через кого вы заказывали билет в Хельсинки? — спросил он хмуро.

— Через сотрудника нашего посольства.— Я назвал первую болгарскую фамилию, которая пришла мне в голову.

Человек осмотрел меня сверху донизу, как смотрят врачи на вошедшего в комнату голого новобранца.

— Странно… В Хельсинки и затем в Берлин. Две брони… Как же так?

Я покрылся холодным потом.

— Видимо, это заказали без моего ведома,— залепетал я,— посол говорил, что сразу же по возвращении я должен срочно выехать в Берлин,— мысль моя лихорадочно билась, как птица в клетке,— я пробуду в Хельсинки буквально несколько часов, вернусь и тут же уеду в Берлин.

Человек молчал и что–то прикидывал, явно раздраженный самим фактом таких стремительных передвижений; не о безопасности он думал, а просто завидовал, что кто–то другой, а не он имел возможность так свободно пересекать границы.

— Это очень важное дело… Я могу сейчас позвонить послу… Если можно, я выкуп­лю сразу два билета…— Терять мне уже было нечего, а на наших чиновников слова «по­сол», «министр» оказывают магическое воздействие.

— Ну… если так… Что ж, выдайте ему билеты!

И он удалился, грозно и величественно, и ворчащая фурия подчинилась его прика­зу. Часы показывали одиннадцать, я вышел на улицу и вытер вспотевшее лицо носовым платком.