И аз воздам

– Твое дело, верить ли мне, – передернул плечами Курт. – Но за себя я могу говорить с уверенностью. У меня до сих пор оплошностей не было. Если тебе станет от этого легче – сознаюсь, что именно это меня пугает всего более: это означает, что ошибка все еще возможна в будущем. И так как я набрался уже достаточно опыта для того, чтобы не обмануться в малом, это означает, что моя вероятная ошибка будет серьезной, тяжелой, а ее последствия – страшными. Я могу сказать, что знаю нескольких сослуживцев-следователей, за чью чистоту могу поручиться. Могу сказать, что Конгрегация в целом полагает немалые силы на то, чтобы не совершать прошлых грехов, однако хотя бы исходя из суждения о вероятностях – нельзя не допустить того, что ошибки бывали, однако явно не столь частые, как прежде. И главное – именно ошибки, редкие случаи, когда силы человеческого разума недоставало для того, чтобы совладать с обстоятельствами. Преступная небрежность, преднамеренное вредительство, спланированное злодеяние – все это, поверь мне, неплохо пресекается и на местах, и ребятами из попечительского отделения: та самая дотошность и подозрительность, из-за коей их не выносит наш брат следователь, портит жизнь нам, но отлично работает на дело. Подводя итог, скажу так: да, я понимаю, что от ошибок не убережен никто, но столько ошибок в одном городе и за столь короткий срок – это перебор. А в то, что такое количество народу станет перед смертью кричать о своей невиновности в глупой надежде на спасение или из желания напакостить напоследок, я не верю… один-два – может быть, но не дюжина человек ни в коем разе.

– Почему?

– Statistica, – вздохнул Курт и, встретив непонимающий взгляд, пояснил: – Опыт. Факты. Это не невероятно, но крайне странно.

– То есть, – медленно проговорила Нессель, – ты все же думаешь, что здешние служители убивали невиновных?

– А теперь, любительница задавать неудобные вопросы, задай еще один, – многозначительно отозвался Курт. – Если это так, почему горожане молчат? Никакого ропота, никаких слухов, никаких бунтов или попыток оспорить принятые решения, апелляций к епископу или магистрату, никаких страшных историй об инквизиторских зверствах… Тишина. Все всем довольны. Почему?

– И почему?

– Ни малейшего представления, – вздохнул Курт хмуро. – Но вопрос есть, а ответа на него нет. То, что ты увидела сегодня, могло бы быть ответом, если бы мы знали, что это такое… Если допустить, что в Бамберге присутствует некий артефакт, при помощи какого-то чародея или группы малефиков подавляющий любые попытки разумного осмысления окружающего мира, мы с тобою тоже уже ощутили бы его воздействие.

– А мы заметили бы, что ощущаем его? То есть… Я хочу сказать, мы тогда, наверное, полагали бы, что живем, как прежде, что думаем так, как всегда, и не заметили бы разницы.

– Так разницы и нет. Как мы оба явились в этот город с определенными подозрениями – так с ними и остались (и даже в них укрепились), а гипотетический артефакт, судя по происходящему, должен был бы подавить в нас любую мысль, ставящую под сомнение авторитет Официума. Но то, что тебе удалось увидеть сегодня, должно быть как-то связано с этим всеобщим благодушием – больно уж наглядно это нечто обрисовывает ситуацию. Вот только что это может быть?

– Прости, я не знаю, – уныло повторила Нессель. – Единственное, что я могу сказать – это нечто, у него есть центр. Не тот, который видно, не Всадник. Где он – я не знаю, не смогла его увидеть. Что он такое – вещь, человеческая воля или нечеловеческая, – не знаю тоже. Чего он хочет, что он такое – тоже не скажу. Но он есть.

– Центр… – повторил Курт задумчиво. – Стало быть, его и надо искать. Кем или чем бы он ни был… Ты как? Согрелась, пришла в себя?

– Вполне, – кивнула Нессель и неловким кивком указала на пол: – Подай, пожалуйста, платье. И есть хочется смертельно. Устала… Нам ведь не надо сегодня еще куда-то идти?

– Я бы заглянул к Нойердорфу, – ответил Курт, поднявшись, прошагал к брошенной одежде ведьмы, подобрал и, встряхнув, протянул ей. – Однако, быть может, даже и к лучшему, если я поговорю с ним завтра. Если он в чем-то замешан – пусть насочиняет побольше вранья, проще будет раскрыть: для того, чтобы сочинить что-то правдоподобное, времени все равно будет слишком мало, а придумывая все новые и новые подробности, он запутается сам в себе. Если же Официум ни при чем – пусть местные служители хорошенько пошевелят мозгами и ногами и заготовят для меня побольше информации: меньше придется бегать самому. А поужинать – мысль неплохая. И, пожалуй, затребую-ка я от хозяина еще одну бадью, пока не стал хряком-оборотнем с таким-то распорядком.

Глава 17