И аз воздам

– Можно сказать и так, – кивнул Курт, глядя на то, как остановился, задумавшись, наследник у входа в шатер. – Обычно война – дело затратное, но доходное; такое вот странное сочетание. Первые победы в таком деле, как правило, приносят первые доходы: победитель забирает имущество побежденного, а рядовые бойцы и рыцарство отбивают свои затраты самостоятельно, кто как может. Но Фридриху озлобленное местное население было ни к чему: надо было показать, что это не завоеватель идет отнимать последнее, а хозяин пришел восстанавливать порядок. Тем более, что это было правдой. Поэтому – никакого грабежа, никакого насилия по отношению к местным, за любой подобный проступок – смерть. То же условие он выставил и вассалам, поддержавшим его в Баварии; они или принимали его, или становились врагами. Поэтому поначалу победы давались тяжело и медленно.

– А его отец… Император… – непонимающе произнесла Нессель, – он что же… Просто сидел и смотрел на это? Не настоял, чтоб его люди доделали до конца то, зачем были посланы?

– Помог, конечно… Но настаивать на том, что не по душе его возлюбленному сыну и единомышленнику, не стал. Есть у него на службе один рыцарь – в прошлом, скажем так, с опытом не вполне законопослушного общения с соседями. Он со своими людьми и присоединился к походу Фридриха, причем сделал это со словами «мой принц, я знаю, как лучше, а вы просто вовремя закрывайте глаза и молитесь за их души». Ну, или как-то так; фраза со временем и передачей из уст в уста сильно изменилась; подозреваю, что сказано было куда… гм… проще. Нет, он не нарушал главного условия, не поднимал руку на местных и не грабил захваченные деревни и города, он просто действовал… не как рыцарь. Например, два замка были взяты безо всякой осады и боев в чистом поле: тот рыцарь со своими людьми просто пробрались внутрь и убили сеньоров. А без предводителей – за что было биться остальным? Они сдавались. Кого-то отпускали за выкуп, кто-то переходил на сторону Фридриха. С продвижением вглубь Баварии дела пошли легче: люди в городах, слыша о том, как новый герцог обращается с жителями покоренных земель, просто не видели необходимости рисковать жизнью за сеньора, на которого им, по сути, глубоко плевать. Зачем и за что сражаться, если так называемый захватчик не несет какой-то новой и невиданной угрозы? И подошедшей армии просто открывали ворота; Фридрих входил, желал доброго дня, наводил свои порядки и двигался дальше.

– Что значит «наводил свои порядки»?

– В идеале – вассал признавал, что погорячился, был не прав, готов принести клятву верности, и на том расходились миром. В чуть менее идеальном варианте – оный вассал брался в плен… или отправлялся на казнь. В зависимости от степени опасности.

– То есть, – нахмурилась Нессель, – он еще ничего не сделал, а его уже казнили?

– Когда сделает – будет поздно, – отрезал Курт. – К тому же, как это «не сделал»? Он не подчинился правителю и был готов убивать. То, что он не успел убить, – не его заслуга, а заслуга благоразумия местных жителей, не позволивших ему это сделать. Из таких вот местных к армии тоже присоединялись люди – крестьяне, горожане, рыцари, – на тех же условиях, что и набранные ранее. Вот в то славное время кто-то из них и сочинил это, как выразился Фридрих, «восхваление». Сейчас баварская часть армии на него молится, молодежь из рыцарства смотрит в рот; на пороге войны это, прямо скажем, настрой нужный… Тот поход занял чуть больше полугода. В течение следующего года с небольшим Фридрих занимался наведением своих порядков уже по всей Баварии и устроением потрепанных боями земель. В пересказе все звучит не так страшно, но в реальности…

– Нет, – возразила Нессель, передернувшись. – В пересказе это тоже звучит страшно. Понимаю, отчего ему неприятно это вспоминать… Почему он сказал «по малолетству»? Сколько лет ему тогда было?

– Шестнадцать, когда начал собирать свою армию, и семнадцать на время похода, – ответил Курт и, перехватив взгляд наследника, поднялся. – Мне пора.

Нессель лишь вздохнула, кивнув, с тоской глядя на то, как он уходит прочь. Курт шел следом за Фридрихом и неотлучным телохранителем наследника, не догоняя их, держась шагах в восьми – десяти – мимо шатров, за пределы лагеря, настигнув обоих, лишь когда шатры остались позади. Наследник шел молча, не оглядываясь и хмуро глядя себе под ноги.

– Как у вас с супругой? – нарушил молчание Курт, и тот, не оборачиваясь, вздохнул: