– Уверены, что бондарское дело – ваше призвание? – серьезно спросил Курт, и Штайнмар невесело улыбнулся:
– Я просто умею смотреть по сторонам, майстер Гессе. И слушать. И делать выводы.
– Тогда вы должны понимать, что ваша цель недостижима: жить спокойно вам не дадут. Вообразите себе невероятное: Император махнет рукой и позволит вашим ортам существовать самим по себе, как вам вздумается. Принц Фридрих уйдет отсюда, уведет свои войска… Допустим даже невероятное: все прочие орты, до сих пор держащиеся в стороне от этого конфликта, также захотят совершенной независимости и даже ее получат. Что будет дальше? Вы сами сказали о большой войне, и одну из главных сторон этой войны будет представлять герцог Австрии. В свете этого Гельвеция станет поляной, где будут драться два зверя, и вы не можете не понимать, что ничто живое на этой поляне не останется нетронутым. Засланных герцогом провокаторов и подстрекателей уже принимают здесь за своих всего лишь потому, что «он тоже против Империи», уже кое-кто говорит, что союз с Австрийцем – не такая плохая идея, что вполне допустимо не просто примкнуть к нему, не просто позволить ему давать советы и указания, но и почти управлять; вспомните, еще полгода-год назад это показалось бы вам немыслимым, а сейчас эти слова звучат все громче, я прав?.. Да, само собою, ваши товарищи полагают, что смогут воспользоваться поддержкой Австрийца, спрятаться за его спину, случись что, но вы сами видите, что происходит: это
Штайнмар слушал молча, глядя в сторону, в темноту за тихо потрескивающим костром, и ответил не сразу, подбирая слова осторожно и неспешно.
– Я не скажу, что в ваших словах нет правды, майстер Гессе, – произнес он негромко, с усилием обратив взгляд к собеседнику. – И не скажу, что не думал об этом сам. Даже сознаюсь, что, когда началась вся эта заварушка, я не знал, во что ввязываюсь. Я полагал, что нашей целью будет лишь возвращение старых договоров, о которых начали забывать. И я не знаю, я не заметил, когда эти цели стали иными, когда всё заместили призывы к борьбе, войне, к союзу с Австрийцем… Это самое страшное, понимаете? Я не заметил, как это случилось и когда. И другие не заметили. Они просто приняли эту мысль и пошли с нею дальше, и теперь вытравить ее будет сложно. Вы спросили, станет ли это предательством – уберечь своих соплеменников от ошибки, а свою землю от разрушения… Это будет правильно, так я вам скажу. Но это будет предательством.
– Вам не нравится то, что происходит, но вы по-прежнему будете это поддерживать? – спросил Курт; фельдхауптманн поджал губы, отведя взгляд к огню, но в ответ ничего не сказал. – А быть может, майстер Штайнмар, именно этого и не хватает миру? Вот таких людей в управлении?
– Каких? – кисло усмехнулся тот. – Не могущих принять верное решение, а потому упрямо идущих по пути гибели и ведущих туда других, потому что так неверно, но правильно?
– Нет. Людей вроде вас. Помнящих еще о том, что есть благо и зло, что значит верность. Вроде принца Фридриха. Знающих, что, если благо достигается злом, это пагуба.
– И вроде вас, майстер Гессе?
– Людей вроде меня лучше встречать как можно реже, – возразил Курт. – А лучше не встречать вовсе. Мир никогда не будет совершенным, и в нем всегда будут нужны те, кто будет нести на плечах пагубу, зло и предательство – чтобы кто-то другой мог блюсти спасение, благо и верность. Я не в восторге от этой роли, но ее кто-то должен исполнять. И то, что сейчас происходит, майстер Штайнмар, все шире открывает двери именно таким людям, вскоре именно без нас будет не обойтись, и это страшно. Но страшней всего то, что таким, как вы и принц Фридрих, придется стать нами. Мне бы этого не хотелось. Я, откровенно говоря, слишком ценю этого парня, чтобы желать ему такой судьбы.
– Не слушайте его, – вдруг заговорила Нессель, и фельдхауптманн вздрогнул, будто лишь сейчас заметив ее присутствие. – Он на себя наговаривает. Мои слова вам могли бы подтвердить много людей, которым он сохранил жизнь и душу.
– Моя душа, боюсь, сейчас висит на краю обрыва в ту самую погибель, – вздохнул Штайнмар и, не дав никому добавить ни слова, подытожил: – Ночь, костер и уединение побуждают к откровениям, о которых завтра можно пожалеть, и я наверняка пожалею. На этом всё, майстер Гессе; да и вам советую занять себя не мыслями о судьбе Империи, а отдыхом. Силы вам завтра понадобятся.