И аз воздам (СИ)

Курт замер, взявшись за ручку двери в рабочую комнату Хальса, и медленно, размеренно перевел дыхание, на мгновение прикрыв глаза. Быть может, и впрямь? Равнодушный епископ, не видящий и не желающий видеть того, что творится под самым носом; равнодушные горожане, безучастно наблюдающие за тем, как два года подряд их жгут и вешают в неправдоподобных количествах, и внезапно взбунтовавшиеся, когда под стражу взяли очевидных убийц и смутьянов; равнодушный делец, не видящий в городе ничего, кроме продающихся и покупающихся домов, что, в общем, для торгаша было бы логично, если б при этом он не бросался в совершенно сумасшедшие авантюры вроде призвания наемников… Обер-инквизитор, либо вовсе не представляющий, что происходит в его же отделении, либо лишившийся головы настолько, что ударился во все тяжкие, хватая каждого встречного; следователь первого ранга, вероятный будущий обер, по-глупому вляпавшийся в торгашеские забавы с наемниками… Ведьма, потерявшая способность видеть, и — инквизитор с более чем десятилетним опытом оперативной службы, год за годом бывший объектом насмешек за свою паранойю и похвал за проницательность, внезапно проникшийся симпатиями к малознакомым людям и не видящий разгадки, не видящий следа; одни догадки, о которых он и впрямь никому не сказал бы вслух — догадки, ни на чем не основанные, кроме невнятных ощущений и домыслов…

— Что-то не так?

Тихий голос Нессель выхватил его из раздумий рывком, точно ее шепот был криком над головой спящего, и спящий проснулся, все еще наполовину пребывая там, в мыслях, за гранью реальности, в мире незримого… в мире неощущаемого, где над городом раскинулась липкая темная сеть…

— Задумался, — нехотя отозвался Курт и, распахнув дверь, переступил порог комнаты Хальса.

Ведьма лишь бросила на него короткий взгляд, ничего не сказав, вошла следом за ним и уселась в сторонке подле окна; все так же молча и неподвижно, точно соборная скульптура, она просидела следующие полчаса, пока Курт осматривал комнату и перебирал бумаги на столе и невысокой этажерке у дальней стены. Как он и ожидал, ничего, помимо сухих отчетов и протоколов, в комнате не обнаружилось; лишь в углу, в куче смятой бумаги с черновиками допросов свидетелей и все тех же отчетов, попался исчерканный листок с несколькими словами, соединенными между собою короткими стрелками. Вверху значилось «Гессе фон Рихтхофен», а чуть ниже — вразброс, без соединения в цепочку и каких-либо пометок — «пожар на территории Гайеров», «оба этажа сразу», «трупы: осмотреть», «скупщик Гессе», «поджог» и в самом низу страницы, крупно и решительно — «пожар Гессе»…

— Похоже, Хальс подозревал меня в поджоге и в убийстве Адельхайды, — тихо проговорил Курт, аккуратно расправив и сложив помятый листок. — И в убийстве того парня, Мауса. Но судя по всему, в этой версии разуверился.

— И… что это значит?

— Хотя бы то, что сам он, стало быть, в этом не виновен; правда, есть вероятность и того, что эти записи — не размышления над расследованием, а план «как подставить Курта Гессе и обвинить его в том, что сделал сам», — пожал плечами он и кивнул на дверь: — Идем. Больше я не найду здесь ничего.

— Теперь обыщешь его дом?

— И скорей всего — с тем же результатом, — согласился Курт, выйдя и пропустив Нессель в коридор. — Но прежде объявлю горожанам о смерти обера.

— Вот так просто выйдешь и скажешь им? — напряженно уточнила ведьма, кивнув назад, где за поворотами коридора, каменными стенами и массивными створами собралась толпа горожан. — Вот просто так выйдешь говорить с озлобившейся толпой, один?

— Не в первый раз, — отозвался Курт хмуро, отвернувшись от двери, и зашагал по полутемному коридору к выходу. — Держись рядом со мной, молчи, не смотри им в глаза, но и не прячь взгляда. Иди так, будто их там нет, или это просто рыночная площадь с толпой хозяек.

— Я не смогу.

— Придется.

Нессель поджала губы, понимая, что возражать бессмысленно и другого выхода все равно нет; выход, казалось бы, очевидный — остаться в здании Официума — явно не рассматривала она сама и не предлагал Курт: в отсутствие Ван Алена-старшего понятие «безопасность» даже в этих стенах было относительным, эфемерным и почти сказочным…