Рассказ о приеме затянулся. Постаравшись развеселить старушек новостями, я с удовольствием описывала им, кто и как был одет из гостей, что стояло на столах, о чем говорили король и королева, а в довершение всего наплела с три короба, как меня наперебой приглашали танцевать весь вечер. Зара и Ута ахали, выспрашивая подробности по десятому разу, радовались за мое устройство в Делькоре и потом начали вспоминать собственную молодость, заедая ее сладкими пирожками и засахаренными фруктами. Под конец Зара заохала, что совершенно объелась и стала собираться домой, но я все равно завязала в ее передник приличный кулек гостинцев, от которого она поначалу отказывалась, а потом всплакнула и обняла меня у самых дверей.
— Ты уж прости меня, Рия, за мой язык глупый, я ведь думала, что ты больше никогда не придешь к нам, мол, помогли старухи и все, а больше и знаться не хочу с ними, — вытерла она набежавшие слезинки, — а вот оно как повернулось, и ты сама пришла к нам, не побрезговала, когда богатой стала.
— Да вы что, тетушка Зара, — погладила я старушку по плечу, — чем брезговать-то? Вашей бедностью? Я не богатой стала, просто рядом живу с богатыми, а это другое совсем. Вы на платье не смотрите, там других не носят, а про вас и вашу доброту я всегда буду помнить.
— Ну и хорошо, что ты не жадная стала, как наверх поднялась, пусть Айди поможет тебе в дальнейшем пути, — Зара крепко ухватила завязанный угол передника, — пойду пожалуй до дома, пока мои глаза еще что-то видят! Будь счастлива, Рия, да если будет возможность, заходи, мы тебе всегда рады! Да, вот еще что скажу, — она остановилась, держась за открытую калитку, — если вдруг что случится, ну, не дай Айди такому, но все-таки… так вот, знай, что ты всегда можешь придти и жить либо у меня либо у Уты. Хоть одна, хоть с ребенком, нам все равно, мы тебя примем, а уж если надо будет, то мы с Утой вдвоем в одном доме поместимся, так и знай! Ну все, заболталась я с тобой, — ворчливо закончила Зара, — до дому не дойду!
Я была просто потрясена тем, что она мне сказала… вроде совершенно чужие мне женщины, а так отнеслись по-доброму, что никакими пирожками не откупишься! Хорошо, что я деньги с собой прихватила, вот и оставлю им на жизнь.
Просидели мы с тетушкой Утой почти до темноты, попивая чай и слушая друг друга.
— А ты ведь прощаться пришла, — вдруг сказала старушка, — уезжаешь, что ли, куда? С милым своим или от милого?
— От милого, — созналась я, — к маме возвращаюсь. Не получилось у нас с ним жизни, как я не старалась, ничего не вышло. То вроде он со мной нормальный, а то хуже камня, ни слов, ни радости, ничего нет. Молчит, как будто я провинилась чем-то перед ним… не понимаю я его!
— Мать-то тебя назад примет? — забеспокоилась Ута, — ты ведь в храм не ходила, как будешь людям в глаза смотреть?
— Ничего, это не самое страшное, а то, что в храме не была, так у нас на то особо никто не смотрит, — махнула я рукой, — у нас бывает всю жизнь живут вместе без всяких храмов, дети-внуки уже есть, а им это и не надо. Если двое любят друг друга, то им и храм никакой не нужен.
— Так-то оно так, — согласилась Ута, — но все же если на семье лежит благословение Айди, то она крепче будет, так и знай. А милый-то знает, что ты к матери уезжаешь? Может, ссоритесь из-за пустяка, а как узнает, так и не отпустит? Поймет, что без тебя ему не жизнь… это ж знаешь, как бывает, пока рядом, не ценит, а как почуял, что потерять может, так сразу откуда что берется, и любовь и забота, горы своротит, чтоб вернуть!
— Да какие горы… — подступили слезы и я заревела, уткнувшись носом в услужливо подставленное полотенце. — Ничего у меня с ним не получается, чтобы я не делала… если б он просто человек был, а то он маг, а я…