И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты

Нужно понимать, что на пацанском языке слова «отпраздновать встречу как полагается» означают гульбу до одурения: первенство кто кого перепьёт, поборет, переорёт… Обычно такие попойки заканчивались скандалами с соседями, мордобитием попавших по горячую руку поселковых ребят из другого микрорайона, вышибанием дверей у бывших подруг. В самый разгар гусарского веселья раздался телефонный звонок. Заместитель директора СПТУ с горечью в голосе сообщил, что, пока одноклассники отмечали встречу, сгорел гараж училища вместе с директорским уазиком, гулидовской рыбой и ещё тремя грузовыми машинами. Это печальное известие компания друзей встретила в прямом смысле стоя на голове. В этот самый момент в решающей схватке за звание чемпиона компашки по армрестлингу сошлись уважаемый в районе глава СПТУ Виталька Тырылгин и не менее уважаемый заслуженный работник «Полярных авиалиний» Серёга Бочаров. Изрядно подвыпившие дуэлянты с трудом удерживали ноги над головой, поэтому секундантам – Гулидову и Давиду – приходилось прикладывать много усилий, чтобы контролировать вертикальность их положения. Известие о случившемся пожаре произвело эффект произведённого выстрела из ружья, что обычно висит в плохой пьесе на стене: оба финалиста грохнулись на хозяйский шкаф с посудой, разнеся в дребезги хрустальные бокалы и чешский фарфоровый сервиз. На непродолжительное время веселье приостановилось. Но чуть погодя поймавшие кураж друзья быстро сориентировались и начали поднимать бокалы… за восстановление потерянного в огне имущества.

Как ни странно, то ли от непроходящего беспокойства, то ли от радости встречи с дорогими ему товарищами, но алкоголь в этот раз не действовал на Гулидова. Под утро он уложил последнего из подающих признаки жизни друзей – Бороду – на диван, на котором мирно похрапывали другие одноклассники, и вышел на улицу.

Только-только забрезжил рассвет. Крепкий тридцатиградусный морозец постарался выбить из его организма остатки сорокаградусного возлияния. Тщетно. Гулидова немного пошатывало, в животе неприятно урчало. Он поскользнулся и уткнулся лицом в сугроб.

– Вставайте, дяденька! Вставайте, а то замёрзнете! – детский голос призывал его подняться.

Гулидов собрал остатки сил в кулак и перевернулся на спину. Небо над головой было затянуто облаками. Сплошная молочная пелена. Ни единого просвета. Мальчик, укутанный в серую собачью шаль, снова потянул его за рукав. Мужчина загрёб в ладонь немного кусачего снега и растёр им лицо.

– Ты чей будешь? – спросил Гулидов, оглядывая пацана.

– Тутошный я. Лёха, тёти Альбины сын. Слыхал?

– Нет. Чего в такую рань во дворе?

– В школу отправили, а я математику не сделал. Боязно идти.

– Дорогу на… кладбище знаешь? Мне деда надо проведать. Улетаю сегодня. Давай вместе сходим, а то мне одному боязно.

– Взрослый, а на кладбище один боишься идти. Тоже мне…

– Вдвоём сподручней будет.

– Ну, пошли, коль не шутишь, – решился отважный мальчик.

По улице Маяковского они дошли до кинотеатра «Арктика», поднялись в гору. Дальше дорога уходила в сторону Зелёного мыса. Мимо проезжали первые рейсовые автобусы с обледеневшими стёклами, грузовики обдавали их выхлопными газами отработанного дизельного топлива. Мальчишка попался молчаливый, всю дорогу только сопел и по-взрослому слегка кряхтел, с вопросами не приставал.

Пробираться между могил было тяжело, местами снег доходил выше колен. Но пацан не отставал и не хныкал – вот что значит дворовая закалка! С большим трудом Гулидов нашёл могилу деда. Надмогильный памятник совсем обветшал: листы фанеры повело, краска облупилась, красная звезда на верхушке поблёкла. Снега здесь намело столько, что открывать калитку было бесполезно. Гулидов перегнулся через просевшую оградку и счистил снег с памятной таблички, на которой какой-то умелец выбил такие слова:

Он жизнь любил, любил людей, природу
И беззаветно сорок лет служил.
Он отдал дань советскому народу
И верным сыном родины почил.

– Он хорошим дедом был? – спросил мальчик.

– Самым замечательным! Правда, я его совсем не помню, так, одни обрывки…

– А у меня нет ни отца, ни деда, – пожаловался мальчик.

«Спасибо тебе, дед, за науку, за жизнь, дарованную твоим детям, внукам! Спасибо за список. Я нашёл его за рамкой портрета Сталина. Ты мне здорово помог. Спи спокойно, я не подведу тебя…» – прошептал Гулидов. Он ещё раз для чего-то потёр табличку на памятнике, смахнул навернувшуюся слезу, трижды перекрестился и заспешил обратно. Надо было бежать в аэропорт, регистрация на рейс, наверное, уже началась.

По проторённой в сугробах тропинке они быстро выбрались на дорогу. Кладбище стояло на возвышенности, с которой открывался чудный вид на просторы Колымы, ближайшие сопки, покрытые снегом.

– Смотри, смотри! Что это там происходит? – закричал мальчик, указывая куда-то вдаль.

– Что там такого может быть? Обычная рефракция света в атмосфере, наверное? Я ничего не вижу!