И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты

Вот и заветный звоночек у главного входа. Пока шкафообразного типа телосложения охранник провожал его к входу в барский дом, Гулидов постарался как можно лучше разглядеть расположение аллей и строений внутри усадьбы. «Так, это дом для охраны, дальше – для прислуги, гараж, флигель для гостей, беседка с колоннами и куполообразной крышей, церквушка, справа – спортзал, открытый бассейн, амфитеатр, слева – конюшня, теннисный корт, а тут, по-видимому, ангар для техники, дальше – вертолётная площадка, поле для гольфа… Ничего себе владения! Идеально было бы ускользнуть, пробравшись мимо беседки к церквушке, а затем незаметно прокрасться, минуя гостевой дом, к забору, благо там деревца и кустарники повыше и погуще остальных будут. Блин, расстояния-то какие огромные!» – лихорадочно выстраивал он путь к своему отступлению.

Перед мраморным крыльцом парадного входа в четырёхэтажный особняк с многочисленными колоннами красовался великолепный фонтан, в центре которого обнажённую статую Афродиты фривольно обнимал древнегреческий Пан с козлиными ногами и бородкой. Причудливые карнизы и наличники окон были украшены львиными головами и разнообразными фронтончиками по мотивам французского рококо. На балюстраде крыши были выстроены грозные готические статуи, диссонирующие с внешним великолепием отделки фасада здания в стиле елизаветинского барокко. «Среди этих страшилищ удобно было бы снайпера расположить», – почему-то подумал Гулидов. Внешним убранством рвачёвская резиденция уж больно напоминала слегка уменьшенную, обрезанную по краям копию петербургского Зимнего дворца.

Викентий Илларионович Рвачёв, известный в банковских кругах по кличке Лариончик, считал себя выходцем из древнего графского рода Рачинских. По версии банкира, из-за боязни преследования со стороны революционной власти рабочих и крестьян потомки знатной фамилии сменили её на нынешнюю, менее благозвучную. Установить доподлинно сиё дворянское родство было невозможно из-за отсутствия источников или хотя бы свидетельств дальних родственников, оставшихся в живых. Поэтому опровергнуть утверждение банкира никто и не пытался. Рвачёв всячески подчёркивал своё особенное происхождение, изобрёл даже фамильный герб, не претендующий на оригинальность: два льва, увенчанные коронами, удерживают щит, на котором выбито известное латинское выражение Pecunia non olet21, приписываемое императору Веспасиану. К множеству недостатков, обычных для людей, сидящих в прямом смысле на хранилищах с золотом и мешками банкнот, у него было единственное положительное качество, к которому люди сносно относятся, – Рвачёв любил деньги. И они отвечали ему взаимностью. Что это была за любовь: по рождению, карме или какому-то особому чутью, везению – устанавливать было бессмысленно. Казалось бы, высади Рвачёва в пустыне, так он и там создаст среди местных зверушек кассу взаимопомощи, которая через год превратится во вполне себе сносный банк, ссуживающий баксы бедуинам за пользование особым, экологически чистым и благотворно влияющим на здоровье песком с ближайшего бархана. Или же начнёт брать деньги за прокат верблюдов для вечерних прогулок по специальному маршруту, сулящему удачу, под сенью уходящего за горизонт раскалённого солнечного диска. Был ли он евреем, коим приписывают многочисленные чудеса по превращению навоза в злато, а мусора в деньги? Да вроде нет. Типичная физиогномика рядового деревенского повесы из-под Рязани: узколицый брюнет с чуть раскосыми глазами, невысоким лбом и курносым носом. Говорят, обычно людям с таким нордическим типом лица несвойственны торгашество, предательство и обман. В случае с Рвачёвым всё выходило как раз наоборот.

Знал бы Гулидов в начале своей карьеры, что за финансовый гений дремлет в этом неприметном на вид пареньке, отличающемся от сверстников разве что склонностью к демагогии да небольшой шепелявостью, не стал бы дважды отказываться от его предложения поработать с ним в банке. Но это дело прошлое. Сейчас они оказались по разные стороны баррикад…

Гулидова впустили в просторную залу. Среди дорогих картин, тяжёлых портьер, росписей и зеркал он не сразу различил с любопытством взирающих на него гостей, упрятавших свои тяжёлые телеса в глубокие кресла с высокими закругляющимися спинками, выступающими вперёд на уровне лица.

– Разрешите представить вам, господа, моего давнего приятеля Гулидова, нашего медиагуру, волшебника-самоучку, бля, обеспечивающего нам молниеносно-победную избирательную кампанию! – Рвачёв по-приятельски похлопал вошедшего приятеля на спине, но руки не подал.

«Отчёт держать будешь. А о том, что стряслось, пока ни гу-гу, не в этом кругу. С глазу на глаз переговорим», – прошептал он.