Экспедиция по розыску американской разведывательной шхуны «Алеут», предпринятая в зиму одна тысяча восемьсот восемьдесят четвёртого года, не принесла результатов. Участники не стали распространяться о сложностях и необычных происшествиях, случившихся с ними в пути. Отчёт о путешествии к Чукочьей губе чиновника по особым поручениям Якутского областного правления Степана Лаврентьевича Кондакова сгорел при пожаре местного архива. Копии дела не сохранилось.
В 1901 году в составлении плана глазомерной маршрутной съёмки Ольско-Колымского пути, который делала команда во главе с сотником Николаем Берёзкиным, принял участие и пятидесятник, учитель Нижнеколымского казачьего училища Захар Чартков. Он владел картографическими навыками и составил план маршрута экспедиции Степана Кондакова с точным указанием места вынужденной зимовки американской шхуны «Алеут» и описанием особенностей рельефа той местности.
Учитель изложил в сопроводительной записке свидетельства о диковинных приключениях, которые тогда выпали на долю путешественников. Так как никто из высших чинов полка и областного правления не поверил в их достоверность, дело было закрыто и также определено в архив.
Копии своих дневниковых записей учитель оставил детям и внукам.
5 Сукин сын
Делать было нечего – надо лететь «на точку». Так на оперативном языке называлось место дислокации, район так называемых боевых действий. Первым делом Гулидов решил зарулить к давним друзьям, разведать, так сказать, обстановку. Он нашёл в контактах мобильника фамилию студенческого друга, набрал номер.
– Альё?
Вкрадчивый голос Степаныча Гулидов смог бы узнать из сотни других.
– С первого по тринадцатое / Нашего января / Сами собой набираются / Старые номера… – подражая актёру Боярскому, с нарочитой хрипотцой в голосе Гулидов затянул в трубку старинную песенку из кинофильма «Чародеи».
– С первого по тринадцатое / Старых ищу друзей, – тотчас загудело в ответ.
Приятно. Тебя помнят, узнают голос по первым словам. Принимают таким, как есть: голодным – значит, накормят, раздетым – оденут, пьяным – выслушают твои бредни и уложат в чистую постель, не станут лезть в душу с досужими расспросами и давать житейские советы. Одним словом – семья. Гулидов, истосковавшийся по теплу и заботе, с особым трепетом относился к родным Петра Степаныча. Оконешниковы всегда встречали его как родного. Почивали особыми угощениями: мелкими калиброванными маслятами, слабосолёными тугунками, отборными круглобокими икрянистыми карасями, замороженными ломтиками конины, густым саламатом, ароматным земляничным вареньем. Непременно к такому угощению подавалась охлаждённая бутылочка водочки. Из морозилки доставались и звенящие от холода, запотевшие хрустальные стопочки. За таким столом выпить родимую можно было бессчётное количество…
Друзья ещё в годы шальной молодости договорились в старый Новый год обязательно звонить друг другу и напевать в телефонные трубки слова этой незамысловатой песни. Ритуал они соблюдали свято. Где бы ни находились, в каком бы разобранном состоянии ни были, они с маниакальной пунктуальностью не один десяток лет «радовали» своим музыкальным вокалом, оставляющим желать лучшего, возмущающихся родственников и соседей по дому.
Доходило до курьёзов. Однажды в такую же ночь на тринадцатое января Гулидов в изрядном подпитии вручил изумленному тайцу-полицейскому свой перстень с бриллиантом-каратником ради одного телефонного звонка на родину. Русским туристам, его сокамерникам, инкриминировали отказ расплатиться за услуги местных проституток. То была явная подстава. Ребята их только «потрогали», посадив на колени, но в ресторан уже ворвались полицейские и потребовали предъявить загранпаспорта и оплатить счета девичьей компании. Земляки хоть и были изрядно пьяны, но быстро протрезвели, наблюдая за процедурой столь неэквивалентного гулидовского обмена.
Без особых раздумий на алтарь старинной дружбы он в разные годы клал часы, мобильники, билеты в Большой театр и прочие овеществлённые радости, чтобы только услышать в телефонную трубку знакомые до боли родные голоса друзей.
– Ба! Ты по какому календарю Новый год встречаешь? Часом не наклюкался? – проурчал Петр Степаныч, славившийся своими пышными флотскими усами.
– По гваделупскому, – мрачно сострил Гулидов.
– Врёшь! Плавали – знаем, – не дал ему воспользоваться знанием красот экзотической Гваделупы бывалый мореман. – Что, хреново?
– Хреново.
– Дуй к нам! Мы на даче тестя. С Женькой.
– Елисеевым?
– С кем же ещё?!
– А ну подайте мне его сюда, этого столичного хлыща! – раздался в трубке раскатистый бас Женьки – третьего другана честной компании. – Давненько я ему рёбра не пересчитывал!