И быть роду Рюриковичей

День едва начался, а Евсей с покупками уже был у Зои. Усевшись в креслице из лозы, он смотрел, как ловкие руки ромейки резали мясо, посыпали его солью и специями. Зоя готовила во дворе на небольшом костре, над которым на таганке висела глубокая медная посудина.

Евсею нравилась Зоина стряпня, особенно когда она жарила мясо. Ромейка посмеивалась:

   — Ты любишь мясо, как хищное животное.

Едва они сели за стол здесь же во дворе, в тени винограда, как в калитку заглянул Анастас. Зоя позвала спафария:

   — Ты пришёл вовремя, Анастас, чтобы разделить с нами трапезу.

Спафарий сел. На его озабоченном лице Евсей уловил тревогу. Спросил:

   — Какая печаль, Анастас?

Спафарий посмотрел на купца:

   — Беда, Евсей, надвигается на империю. Твои соплеменники идут на Константинополь. Говорят, они вступили в землю болгар. Их много. Кто скажет, пойдут ли они морем?

Евсей встревожился:

   — Но скажи, спафарий, верное ли известие?

   — Слышал я о том от магистра Луки, а он близок к логофету дрома.

Купец задумался. Значит, князь Олег не внял его предупреждению: Русь пошла войной на империю.

Подошла Зоя, сказала успокаивающе, положив руку Евсею на голову:

   — Может, это все слухи?

Потом поставила на стол малую амфору с вином, разлила его по чашам.

   — Выпей, Анастас, и ты, Евсей. Не стоит задумываться раньше времени.

Проводили спафария. Евсей сказал Зое:

   — Нынешним годом сызнова не судьба в Киеве побывать.

Войники царя Симеона донесли: русы Буг и Днестр одолели, через Дунай переправляются...

Русы на юг, к морю повернули...

Русы идут числом более чем десять тысяч...

Послав гонцов к кмету Асену, по чьей земле двинулись русы, Симеон с сотней войников направился к киевскому воеводе Никифору. У болгарского царя был свой план, и он решил поделиться им. Симеон знал: русичей ожидают турмы патрикия Иоанна. Все его силы сосредоточились там, куда пошли дружины и ополченцы киевского князя. Иоанн уверен, русы не пойдут через Балканские горбы, и потому отвёл все отряды от перевалов, что не могло укрыться от болгарского царя.

С недавних пор у Симеона закралось подозрение: кто-то из кметов передаёт ромеям всё, что замысливают болгары, что творится в замке. Чтобы проверить это, он собрал кметов и сказал, что намерен послать тысячу войников в подмогу киевскому воеводе. И через несколько дней убедился: его слова передали стратигу. Симеон перебрал каждого из кметов и всё больше и больше склонялся к Хинко...

Новгородский кончанский староста Доброгост вёл ополченцев берегом реки. С Доброгостом шли новгородцы, черниговцы и переяславцы. Янтра ворчала и злилась, крутила буруны. От реки тянуло холодом. Рядом с кончанским старостой шагал седой бритоголовый болгарин, сумрачный и молчаливый. Ополченцы пошучивали:

   — Уж не на пир ли ведёшь нас, староста, к самому царю?

   — Не иначе, к чему тогда спешим!

Однако и сам Доброгост не ведал, зачем воевода Никифор послал его в Тырново, а проводник торопил и на вопросы старосты кончанского только буркал:

   — Иди, куда веду. Там узнаешь.

И снова шагал широко, не говоря ни слова.

Всё выше в горы уходила дорога. О Тырнове подумал Доброгост и сына Ивашку вспомнил. Ведь и он этой дорогой хаживал с посольством. Как-то он там, на море? Хорошо, что Зорька нарекла сына его, Доброгоста, именем: будто он, старый Доброгост, вторую жизнь начинает. И оттого, что семья у сына хорошая, теплело на душе у кончанского старосты...

В Тырново вступили к вечеру. Не успели передохнуть, едва поели, как царь Симеон велел Доброгосту изготовиться и идти дальше на перевал.

Нехоженая и неезженая дорога узкой полосой вытянулась вдоль моря. Местами её наглухо перекрывали валуны, и тогда, коли удавалось, их растаскивали или обходили по морю вброд.

По правую руку горы поросли лесом и кустарником, угрожающе нависали над дорогой. Вступив на неё, полки продвигались настороженно, ждали засады: того и гляди, укараулят. Воевода Никифор предупреждал:

— Гляди в оба, ромеи коварны, с гор стрелять могут.

Рассредоточились полки, растянулись длинной лентой. Когда передние середину пути миновали, задние едва в щель втянулись. Ночами выставляли усиленные караулы. У седловины отряд стратиотов попытался остановить русов, но войники кмета Асена провели тиверцев горной тропой и выбили стратиотов, очистив дорогу. И снова, ведя коней в поводу, двинулись гридни и пешие ополченцы.

Кмет Асен шёл рядом с киевским воеводой, говорил:

   — Жди, Никифор, патрикий Иоанн тебя встретит, когда ты в долину начнёшь выходить. Он уже там со всеми турмами. В горах ромеям не развернуться, а ко всему они нас остерегаются: в горах мы, болгары, хозяева.

   — Сколько стратиотов у патрикия Иоанна? Тебе известно, Асен?

   — Было две турмы, а на той недели ещё одна появилась. Ромеи считают, твои войники устали и вас они легко одолеют. Ко всему они не знают, как вам удастся выйти в долину.

   — Они верно думают: нелёгкая задача. Но вы-то их бивали?

   — В горах, воевода, а в долинах — они нас.

   — Нам бы отсюда, из этой теснины, выбраться, а там в долине мы их сломим, Асен.