И быть роду Рюриковичей

Ушёл боярин. Постояли Скоробогат и Урхо, поговорили самую малость. Шорник седло на загривок взгромоздил, побрёл к Путше, а Урхо решил ещё раз по торжищу пройтись и, уж когда совсем не чаял, в дальнем углу, где скотом торговали, увидел скомороха. Того толпа окружила, потешает её медвежонок. Посмеялся Урхо: надо же такому зверя обучить! Тут ветерок повеял, и лопарь уловил запах восточных пряностей. Он исходил от узкоглазого темнокожего иноземца в круглой шапочке и шёлковом халате. На пояске иноземца нож короткий, узкий.

Может, Урхо не обратил бы внимания на нож, да уж больно ручка знатная: по белой кости змейка вьётся. Гость на медвежонка смотрит — и ни улыбки, ни смеха.

Устал скоморох, отдохнуть присел, разошлась толпа. Урхо к скомороху приблизился, лук протянул:

   — Видишь?

Скоморох, парень молодой, лук в руках повертел, вернул:

   — Я тебя знаю и о твоём мастерстве наслышан, но такой лук не по мне, он дорого стоит.

   — Не продаю, меняю.

   — Что я тебе предложу, коли у меня ничего нет?

   — Медвежонка хочу.

Подумал скоморох, потом потянул медвежонка за ухо.

   — Он у меня зверь добрый, да и лук знатный. Согласен, я другого обучу.

Взял Урхо медвежонка за поводок, направился на Гору. Долго ждал, пока Лада не появилась.

   — Зри, княгинюшка, кого я тебе привёл, — указал лопарь на медвежонка. — Покажи, миша, как волхвы торжище обнюхивают.

Медвежонок на лапы поднялся, прошёлся важно вразвалочку, воздух нюхая.

Лада рассмеялась:

   — А на что он ещё горазд?

Урхо зверя за ухом почесал.

   — На многое, княгинюшка. Миша, хозяйка желает знать, как скоморохи люд потешают.

Закувыркался медвежонок, а Урхо ему:

   — А как плясуны коленца ломают?

Медвежонок в пляс, да притоптывает. Хохочет Лада:

   — Ах какой славный! — И к поводку потянулась. — Угодил, Урхо, угодил!

Потрепал лопарь медвежонка:

   — Служи, миша, княгинюшке, весели!

Из Ростова, что на озере Неро, явился в Киев ростовский князь Ростислав с жалобой на новгородского посадника: поборами-де одолел, раз для Новгорода берёт, вдругорядь для Киева.

И просил Ростислав принять Ростов под руку киевского князя, дабы дань платить, минуя Новгород.

   — Ростов новгородскими ушкуйниками основан, посему и платил Новгороду, — ответил Олег. — А ныне, когда сам Новгород у Киева в меньших братьях ходит, ты, князь Ростислав, не Юрию брат меньшой, а мне, великому князю киевскому.

Проводили Ростислава. Олег Ладе заметил:

   — Отец твой, князь Юрий, меру потерял, сверх чести жить вздумал.

Вернулся Никифор в Киев, и кое-кто из бояр похихикивал:

   — Насыпали тиверцы и уличи соли воеводе на хвост!

   — Того и ждать надо было. Аль запамятовали, чем поход Аскольда и Дира закончился?

Достигли те слухи Олега. Созвал он бояр на пир, поднял кубок за воеводу Никифора.

   — Не на нём вина в бесславном походе, — сказал великий князь, — такое может постичь каждого воеводу. Все мы повинны, не учли хитрости князей тиверских и уличских. Но радость их раньше времени. Не пожелали миром, покорятся мечу. И знамо было бы всем: кто против великого князя киевского пойдёт, тот добром не кончит! — И повёл хмурым взглядом по палате.

Притихли бояре и старейшины киевские: таких грозных слов они от Олега ещё не слыхивали.

   — Воистину великий князь! — шепнул Путша Любомиру.

Выбрался главный волхв из пещеры взлохмаченный, рубище одёрнул и к небу бородёнку задрал. Потом голову к капищу повернул. Сидит Перун, и дымок рядом струится — то младшие волхвы поддерживают жертвенный огонь.

— Ох-ох, — вздохнул главный волхв и заговорил вслух сам с собой, но обращаясь к Перуну: — Отчего же ты дары наши отвергаешь? Ужли гнев положил на русичей?

А повёл волхв этот разговор не случайно. Не даёт ему покоя дума, что медленно, но близится к Руси вера греческая, и не случится ли такое: в Киеве и по иным городам начнут строить храмы, подобные ромейским, а попы греческие станут изгонять волхвов.

Нет, он главный жрец, так позволит ли греческим проповедникам ходить по земле русов, сеять неверие в Перуна?

Он, Ведун, встанет на их дороге, и не будет места тем, кто начнёт клониться к грекам. Разве не пример тому купец Евсей?

Вчерашним днём младший волхв Богша рассказал Ведуну, что в Предславине у княгини живёт гречанка и она молится своему Богу. Княгине же о том известно, и она служанке не возбраняет.

Откуда Богша об этом знает? Да у него в Предславине живёт брат, и тот служит у князя Олега в псарях.

— Ох-ох, — снова вздохнул главный волхв, — сомнение, как червь короед, проникнет в княжью душу и подточит её, а князь Олег к вере в Перуна давно ли потянулся? Да и то, верно, не совсем от своего варяжского Вотана отрёкся...

Кашляя и ворча, главный жрец побрёл на капище.

Расположенный на важном торговом пути, Новгород хотя и был по тем временам большим городом, но Господином Великим ещё не именовался.

Его ушкуйники, лихие молодцы, продвигались на север и восток, строили городки и укрепления, облагали данью покорённые народы, а князья берегли добытое, пеклись о мощи города. Новгород принял Рюрика, из Новгорода Олег пошёл на Киев, центр русичей, и в том ему опорой был люд новгородский.