Вместе со всеми он тащил расшиву на переволоках, подкладывал под днище катки, снова усаживался на прежнее место. Оживился Урхо только тогда, когда расшива вошла в Ильмень-озеро.
Если бы у лопаря спросили, о чём его мысли, он рассказал бы, что на всём пути думал и думал о своей долгой жизни в рабстве у князя Юрия, с тревогой ожидал встречи с ним и княгиней, как расскажет им о смерти Лады.
Урхо плакал, плакал без слёз, рыдала его душа. Не было у лопаря никого ближе Лады. И ещё бросало Урхо в дрожь, когда на ум приходил кривой князь Юрий. Страшен он в гневе.
Многотысячные орды ханов Мурзая и Сурбея за неделю переправились на правый берег Итиля. Весенний паводок сделал реку полноводной, широкой даже в её среднем течении, но ожидать спада воды ханы не могли: надо было побыстрее обжиться на новых местах. Хаканбек позволил им пройти землями каганата только весной или зимой, когда на полях не поднялись хлеба, а ханы заверили, что по пути печенеги не разорят хазарские сёла и не станут разбивать свои вежи по Саркелу, уйдут к Приднепровью.
Не дав ордам роздыха, Мурзай и Сурбей повели печенегов на запад, вслед за уходящим солнцем.
От восхода и до темна, в сушь и ненастье потянулись северной окраиной каганата печенежские орды. Шли, горяча коней, тумен за туменом. Скрип высоких двухколёсных повозок, рёв скота и крики погонщиков, топот копыт множества табунов оглашали воздух.
Печенеги продвигались по лесному краю каганата, они с нетерпением ждали выхода в степь. За ордами следили конные арсии темника Аюба — так велел ему хаканбек, вызвав с Саркела в Итиль.
Мурзай и Сурбей были довольны: они давно собирались попасть в степи, к морям Сурожскому и Русскому, но на их пути стояли хазары. Теперь хаканбек сам предложил печенегам перекочевать в степи Приднепровья, и не успели орды Мурзая и Сурбея переправиться через Итиль, как в степи Заволжья хлынули торки, берендеи, чёрные клобуки и иные степные народы.
— Хазары хитрые, они привыкли брать дань и считать деньги, но разве они обманут печенега? — говорил со смешком Мурзай. — За Саркелом пасутся их стада, но, как только мы попадём туда, я прогоню хазар, и в степях; от Саркела до Днепра будут кочевья моей орды. Не хочешь ли ты, хан Сурбей, поставить свою юрту рядом с моей?
— Нет, хан Мурзай. Разве степь подобна овчинной шкуре? Степь не имеет конца. И от Днепра на запад, куда торопится солнце, всё возьмёт мой улус. Наши юрты будут далеко одна от другой, но, когда потребуется, воины твоей и моей орды будут вместе. Не так ли?
— Ты хорошо сказал, хан Сурбей. Мы поделим степь, как братья, и горе тем, кто встанет у нас на пути!
Запад догорал багряно. Ольга знала: вечерняя заря к дождю. Так всегда было, когда она жила в Плескове — киевляне её родной город называют Псковом. И здесь тоже: горит запад на заходе солнца — жди на другой день ненастья.
И ещё одно приметила Ольга: если дождь начинается в субботу, он продолжается с перерывами всю неделю.
Весь вечер Ольга бродила по лесным опушкам вместе с девушкой-холопкой. Та носила большую плетёную корзину, полную грибов — маслят, лисичек, подберёзовиков и подосиновиков. Белые не попадались: ещё не настало им время.
Грибы собирала в основном холопка, а княгиня ходила и мысленно вела разговор с Игорем. Она как бы продолжала с ним утренний спор. Княжич сызнова собирался на охоту, и Ольга спросила его:
— Гоже ли будущему великому князю не заботами жить, а потехой?
Спросила зло, и Игорь ответил так же резко:
— А гоже ли княгине укорять князя?
— Ты прав, негоже. Но только такого, как великий князь Олег.
— Ныне не я, а он великий князь, ему и воз везти.
Ольга усмехнулась:
— Ты Олега с конём сравнил, да позабыл, что настанет день, когда сам в этот воз впряжёшься и потянешь как неук. Лучше к советам Олега прислушайся. Он ли тебе зла желает?
Однако и на сей раз Ольга понапрасну убеждала Игоря. А ведь на днях появился в Предславине великий князь, и был он озабочен, сказав: «Новые печенежские орды в степь вошли».
Подчас Ольга задумывалась: а по плечу ли Игорю великое княжение? Даже с Олегом поделилась своими сомнениями. А тот рассмеялся:
— Видела ли ты, Ольгица, как резвится жеребёнок? Вот и муж твой хоть уже и не стригунок, но и не конь добрый. Его час настанет, поверь мне...
И Ольга таким ответом была довольна, она благодарна великому князю: Олег, как настоящий мужчина, поступил великодушно по отношению к Игорю.
День обещал быть жарким. Утро началось тихое, на небе ни облачка. Смерд шагал по вспаханному полю и ровно разбрасывал семена. Он набирал из короба, висевшего на боку, горсть зерна, приговаривал:
— Уродись, ярица, крупна и добра.
Топчет смерд босыми ногами парящую землю, а за ним скачет воронье, выклёвывает семена. Остановится мужик, взмахнёт рукой, шикнет. Но птицы взлетают и снова падают на поле.
— Проклятая птица! — бранится смерд. — Где мне зерна на тебя набраться? Ровно тиун прожорливый.