И бывшие с ним

Сопровождала его Калерия Петровна при визите к Тихомирову, не спрашивая председателя, хочет ли видеть одного Юрия Ивановича или с ней заодно. Расправила юбку на коленях, как она это делала в классе, выпрямилась и строго оглядела кабинет. Тихомиров попросил чаю для гостей. Устроились в углу за треугольным столиком. За чайком поговорили мирно, местами шутливо и лукаво. Юрий Иванович оговаривался. Дескать, на этот раз он здесь не в командировке. Навещает родню, одноклассников иных, если принимают. Но служба у него такая, хоть в отпуске, а несвободен, вот есть у них такая рубрика «По следам публикации». У меня работа, сходная с твоей, все внимание требованиям трудящихся, отвечал Тихомиров и поигрывал глазами. Стараемся. Как о Федоре Григорьевиче узнала страна и выбрали его две недели назад депутатом областного Совета, дело повернулось. От административного здания откажемся, а будет акушерский корпус у Федора Григорьевича.

4

Юбилеи — удобный повод мириться с женами. На торжественную часть Юрий Иванович пригласил жену и Эрнста. Доклад главного, приветственные адреса других изданий. Сдозированы патетика и юмор, в речах проникновенный тон перемежался дружескими поддевками. Зал начал уставать. Чествовали журнал известные писатели и артисты.

В перерыв Юрий Иванович отыскал жену в толчее фойе, повел за сцену, там в узкой комнате с зелеными крашеными стенами президиум и несколько зазванных звезд эстрады и кино пили чай, кофе, вино, закусывали бутербродами. Жена увидела наяву и вблизи композитора Таривердиева, поэта Цыбина, Юрия Соломина и его жену, с кем-то из них перемолвилась по поводу марки вина — или эклеров? — что было зачтено в актив Юрию Ивановичу как свидетельство его жизненного успеха, а его жена получила еще один знак качества.

На другой вечер банкет в ресторане Дома архитектора человек на сто сорок. Юрий Иванович усадил жену и Эрнста за столик у стены, здесь было тише: тосты произносились за большим столом, поставленным в центре зала буквой П. Заместитель ответственного секретаря, она была за распорядителя на банкете, пунцовая от беготни и вина, принесла кувшин кинзмараули. За вином посылали в Грузию, оплатили две командировки. Привезли хлорвиниловую канистру кахетинского, а кинзмараули — того меньше. Распорядительница сделала жест из симпатии к Пановым, с женой они были знакомы.

Эрнст повязялся салфеткой, ему золотили ручку — клали маслины, мандарины, он предсказывал нападение хулиганов на одиноких дам по пути с банкета. В красном душистом кинзмараули жена находила вкус миндаля, медовость подвядшей, чуть переспелой вишни. Нитка гранатов загоралась багровым светом, когда жена, откинувшись, оказывалась лицом в полумраке. Кинзмараули пили здесь немногие, это делало вино слаще; ее тщеславие не вызывало сейчас у Юрия Ивановича ни иронии, ни чувства снисходительности. Он был счастлив сегодняшним, полный нежности к знакомому колечку на ее руке, к шелковой ленточке отделки на воротнике-стоечке, касавшемся ее белой полной шеи. Нежность была окрашена чувством вины. Бедна радостями ее жизнь.

После первых тостов в зале началось движение. Жена с притворным равнодушием следила за проходящими парами. Как опасность, Юрий Иванович переживал появление женщины в легком платье, с открытой шеей и руками. Жена могла, наконец, решить, что она просчиталась, надев глухое шерстяное платье.

Юрий Иванович дорожил каждой минутой уединенного сидения в полумраке, где случайное касание их рук вызывало память о зеленом платьице колоколом; в зеленом платьице жена на скамейке в Бауманском саду обняла его впервые, обхватив руками за шею, — или память о ее оголенных руках, поутру в постели подносящих к его лицу затянутого в колготки ребенка.

Два обстоятельства внесли напряжение в давно ожидаемый вечер в Доме архитектора. Первое обстоятельство было связано с пунцовой распорядительницей, она могла спьяну проговориться жене о сумме, внесенной Юрием Ивановичем на банкет за десятерых. То есть он ухнул целиком свой аванс и еще двадцатку подстрелил. И вот что его принудило. К полутора тысячам премиальных за квартал, отданных редакцией на банкет, добавили деньги из директорского фонда, еще какие-то деньги, но вдруг столько набралось гостей полезных, престижных, связанных в разное время с журналом, да все собрались с женами, — что главный вычистил из списка личных друзей и авторов: этих и подряд, и через одного. Юрий Иванович вписал было десятерых от своего отдела, считая и жену, и Эрнста, и Додика, Павлика, Сашу, Лохматого, Ногаева, который написал два превосходных материала для Юрия Ивановича о театре, — как раз на сумму своей квартальной премии. Оставили в списке трех. На имени каждого из прочих семи в его списке можно было сейчас подорваться, как на мине, — ведь Юрий Иванович не пригласил сюда ни тещу, ни начальника жены. Востроносенькую она не любит, Ногаева не знает, Рудолю Лапатухина не терпит с той давней поры, когда после развода тот повадился таскаться к Пановым завтракать, и т. д.