i c2ab19a2c5d6e8bb

   – А вот так! Она при ударе хоть в стенку, хоть в шкуру мутантскую, хоть в иную тварь, раскрывается, как ладонь. И, если б ты видел, какие дыры такая пулечка в башке делает, о-о-о! – Петр явно наслаждался вниманием. – Дед говорил, что в прежние времена, не боясь, один на медведя ходил. Слыхали, кто это?

   – Да, я знаю, это такие, тоже, типа мутантов, раньше были…

   – Отчего ж только раньше, может, и щас есть. Сталкеры про таких уродов рассказывают! Не приведи Бог повстречать! – сказал второй, старательно запиливая патрон.

   – А броник как, пробъет? – спросил татуированный.

   – Не знаю, не приходилось еще сталкиваться с мутантом в бронике! – заржал Петр.

   – Дайте мне тоже обойму и напильник, – попросил Степан. – Все будет, чем время скоротать. Ну и можно проверить, кстати, как с броником обстоит.

   «Вот так, минуя запрет гаагской конвенции [3 - III декларация к Гаагским конвенциям 1899 г. запрещала использовать в военных конфликтах экспансивные пули, легко расширяющиеся в теле человека. К этим пулям относятся пули с надрезами или полостями, например, дум-дум, благодаря чему они расширяются при входе в тело человека, принося дополнительные повреждения. Кроме того, такие пули гораздо быстрее останавливаются и, таким образом, позволяют использовать всю кинетическую энергию пули для разрушения.], мы скатываемся ко временам англо-бурских войн… – подумалось Степану. – Хотя, кто помнит сейчас, что такое “буры”, “англичане”, да и сама эта “Гаага”…»

   – От это правильное решение! Если б у вас, Степан Ильич, был пистолет с этими пульками, то вы бы в таком виде не лежали… С одного выстрела в клочья бы тварь разнесли!

   – Прям так и в клочья?

   – Во всяком случае, она бы уж ни ходить, ни прыгать не смогла. Ведь простые-то пули насквозь прошивают, и все. А что тем уродам две-три лишние дырки, они их и не замечают…

  Четвертое звено

   В течение этих долгих суток еще дважды заглядывали связные, которые уже на словах передавали, что операция разворачивается успешно, и уходили дальше, к Киевской, а потом на Смоленскую. Как видно, тамошние, предпочитая не вмешиваться в конфликт напрямую, очень интересовались событиями на Кольцевой.

   И вот наконец, с долгожданным словом «Победа!», прибыл третий. Он передал клочок бумаги с тремя строчками, неровный почерк которых свидетельствовал о крайней усталости писавшего: «Отец, тебе пишет начальник Пресни. Избрали единогласно. Пока тут жуткий бедлам, пережди день-другой. Как только станет спокойнее – приеду за тобой. Поправляйся. А.»

   Решение было принято Степаном мгновенно:

   – Слушай-ка, Петр, довези бойца до Киевской, и возвращайся с дрезиной сюда. А мы пока соберемся. Сегодня еще успеем принять участие в победном веселье!

   Извест ие было воспринято парнями с шумной радостью, потому что всех удручало вынужденное пребывание в тылу, хотя они и старались никак этого не показывать.

   – И давайте-ка решайте, кому придется остаться на вахте.

   – Как решить, Степан Ильич?

   – Камень, ножницы, бумага. Знаете эту игру? Ну, начали!

   Парни застыли в комичных позах, с растопыренными пальцами. Боец с татуировкой грустно смотрел на сжатую в кулак пятерню – «камень».

   – Опять обдурили… – он тяжело вздохнул. – Пришлите уж там поскорей на замену кого или в подкрепление.

   – Ага, только ты, хоть изредка ножницы загадывай! – хмыкнул Петр.

  * * *

   За все годы жизни под землей Степану никогда не приходилось ездить на дрезине пассажиром, и надо сказать, что ощущение нравилось. Он комфортно привалился к бортику и без помех мог наблюдать, как темнота словно крад ется за ними, стирая мохнатой лапой проплывающие мимо полукольца тюбингов и случайные вехи. Вот оторванный, криво висящий щиток с зияющими дырами, две трубы неведомого назначения, уходящие в землю, штанга, на которой когда-то был укреплен светофор, проржавевшая табличка с цифрами километража. Все это заглатывалось в черную утробу. Мерный перестук колес на стыках рельсов убаюкивал, прогонял тревогу, создавая иллюзию безопасности.

   Приближение станции дало о себе знать запахом гари. Усиленный наряд остановил их на двухсотом метре, но узнав, кто едет, пропустили мгновенно. На сотом уже ждал молодой мужчина, представившийся заместителем Августа, но услышав вопрос: «Где сам начальник станции?» он только виновато развел руками:

   – Вот не поверите, Степан Ильич, часа три назад был, а потом словно сквозь землю провалился. Никто не знает, где он. Но, вы не волнуйтесь, он утром тоже так… а после появился. И потом, он не один, с ним охрана… Может быть, я вам пока станцию покажу, или вы отдохнуть хотите? Поесть?

   – А где пленные? – сказал Степан, с трудом разлепляя губы.

   – Наверху бродят, – хохотнул его собеседник. – Налегке, так сказать. Патроны на них тратить не хотелось, да и опять же, куда-то трупы девать надо. Возня…

   – Скажи, а как у вас отношения с соседями? – спросил Степан, чувствуя наливающийся тяжестью ком в груди.