Ночь была теплая, мягко туманная. Иван Иваныч сидел у костра, поддерживал огонь и плел корзину из прутьев. Маша с Виктором Михалычем тоже решили не спать. Как там ни говори, а вдруг, и правда, какой-нибудь «всякий случай». Из палатки вылез Сережка Муромцев.
— Надо часовых! — сказал он — Что за костер без часовых!
Договорились, что всю ночь будут стоять часовые. Два человека по часу. Первыми пустили девочек — поначалу не так хочется спать. Маша же решила не спать вообще.
Ночь становилась холодной, роса была обильной, глаза слипались.
Неслышными шагами пришла к Маше Верка Сучкова.
— Мария Игоревна, я посижу с вами… Такая ночь красивая.
— Посиди. Ты тепло одета?
— Да.
Верка хотела что-то спросить, но явно стеснялась.
— Мария Игоревна, а какого вы поэта любите?
— Многих.
— Я тоже многих. А Маяковского любите?
— Да, наверное.
— А Есенина?
— Люблю.
— Мария Игоревна…
— Ну что, говори, не бойся.
— Я вот… Хотите, стих прочту? Мой…
— Ну, прочти.
Верка откашлялась.
— Хорошие стихи, — улыбнулась Маша.
Конечно, кое в чем Верка напутала. Но это ерунда. Просто приятно, когда у двенадцатилетнего человека есть душа, он что-то чувствует и даже робко пытается выразить то, что чувствует.
— Только не говорите никому, что я написала, а то эта Кокорева заставит читать на сборе.
— Ладно, не скажу.
— Ну, я тогда пошла.
— Иди, Верка…
Маша обняла Верку, поцеловала, Верка смутилась.
— Я иду?
— Иди.
Спать хотелось все больше. Сменилось уже три смены часовых. Иван Иванович невозмутимо плел корзину. Виктор Михалыч спал — поспать он был не дурак.
Ах, как хотелось спать! Но было неудобно перед Иваном Иванычем. И Маша не спала. Понимала она теперь, почему многие из педагогов не рвутся в поход. Не спи ночь, возись с палатками, следи, чтоб не напились воды из болота. Токарь откажется делать трудную деталь — не заработает, будет считаться бездельником. А бездельники от педагогики будут приводить миллион доводов в свою пользу, и только для того, чтобы лишний раз не оторваться от стула.
Интересно, как там в лагере? Наверное, ходят по лагерю скучные Женька, Андрей, Купчинкин, Витька. Хотя нет, сейчас они спят. К тому же, когда отряд выходил из лагеря, они не выглядели скучными. Весело! Четверо — на весь павильон. Сторожит их Лидия Яковлевна.
…Очнулась Маша от крика.
— Убиты! Убиты! — слышался голос Витьки Шорохова. — Все убиты! Эх вы, бойцы…
Откуда тут мог взяться Шорохов?
— Не оправдывайтесь, все убиты…
Маша побежала к палатке.
У входа в палатку стояли все четверо: Андрей, Женька, Купчинкин и Витька.
— Как вы сюда попали?
— А что у вас за часовые, Мария Игоревна? — вместо ответа сказал Женька Лобанов.
— Откуда вы взялись?
— Следом пришли. А часовые ваши дрыхнут — хоть всех перебей.
— Ага, — подтвердил Витька, — так и спят, кто где упал. Ну и дисциплина…
— Вы… убежали из лагеря? Да как вы…
— Но мы же здоровые, Мария Игоревна! — сказал Андрюшка. — Да я же в жизни ничем не болел…
— И я не болел, — сказал Купчинкин.
Что было делать, если они говорили правду? Назвать правду ложью, черное — белым? Балансировать между отрядом и начальством? А если пришла пора сделать выбор?
— Подъем! — заорала Маша.
— С ума сошла? — прошептал Виктор Михалыч.
— Испугался? Выходим на тропу войны.
— Ох, с кем я связался, — проворчал Виктор Михалыч.
— То ли еще будет, Витечка!
…К месту сбора подошли, когда автобус из лагеря уже прибыл.
Зловещая Нина Ивановна их уже поджидала.
— Как вы это объясните? — без предисловий спросила она.
— Что?
— Почему дети сбежали из лагеря?
— Потому что вы их оставили там несправедливо.
— Не я, а врач. А врачу лучше знать…
— Что у вас тут случилось? — к ним подошел старый дяденька Беспрозванный.
— Отряд ушел в поход, а освобожденные от похода удрали следом! — спокойно объяснила Маша.
— И нашли вас? В лесу? Ночью?
— Конечно.
— Ну, молодцы! — воскликнул Беспрозванный. — Ай да молодцы! Вот это по-пионерски! Прямо-таки разведчики!
— За что вожатая и получит строгий выговор, — ледяным тоном сказала Нина Ивановна.
— Спасибо, — точно так же ответила Маша.
Тропа войны, так тропа войны. Маше уже было наплевать. В ней проснулся азарт. Горяченькую она себе нашла работку.
Очевидно, эту откровенную злость и азарт почувствовала Нина Ивановна, поэтому и обошлась всего лишь выговором. Такие, как Нина Ивановна, откровенной злости боятся. А может, похвала Беспрозванного помогла.