Читаем ...И далее везде полностью

— Не только слыхал, а и нашел нынче в архиве в подтверждение тому документы, копии которых принес бы показать, если б знал, что встречусь с учеником Ивана Федоровича. Он служил в милиции под конец гражданской войны и несколько лет после нее.

— У него с гражданской правая рука со скрюченными пальцами?

— На фронте против Юденича контузило, а рука побита в облаве на дезертиров. В милицейском именном списке по Лужскому уезду Петроградской губернии он числится начальником Струго-Красненской волостной милиции. В послужном аттестате благодарности за самоличную — так и написано «самоличную» — поимку 126 дезертиров, потом «за борьбу с трусами и шкурниками», отдельно «за энергичное искоренение бандитизма» и еще «за борьбу с самогонокурением». Я запомнил формулировки, а расшифровать, жаль, не могу, не подозревал при жизни Ивана Федоровича об этих страницах его биографии, не расспросил в свое время.

— А я не уверен, что вам удалось бы разговорить его на эту тему. Он не любил — о бандитах, о дезертирах. В школе вообще, во всяком случае среди ребят, никто долго не знал о его милицейском прошлом. Но вот кто-то из нас, старшеклассников, разведал, пронюхал, и на большой перемене, когда мы окружили директора, попросил Ивана Федоровича рассказать о службе в милиции. Он сразу замкнулся, покраснел, глянул с укоризной на стоявшую среди нас Галку, дочку, решив, что это она его выдала, а Галка была ни при чем, и сказал: «Милиционером был мой старший брат…», еще больше покраснев оттого, что никогда не говорил неправды, хотя на этот раз была полуправда: брат его тоже служил в милиции… И еще я слыхал, что однажды на педсовете, когда разгорелся спор о методах воспитания, кто-то из учителей в запале бросил реплику, что в действиях директора иногда-де проглядывает его предыдущая профессия. Генрихов вспыхнул, хотел, видно, выпалить что-то резкое, но сдержался и сказал: «У меня профессия стеклодува». Он, как и мой отец, работал в молодости на стекольном заводе. И добавил своему оппоненту: «В милицию меня направила партия, в школу — тоже партия…» Он не терпел высокопарных фраз, и если уж прибегнул к такой, то от растерянности, не сумев иначе отпарировать несправедливый упрек.

— Я думаю, что тот, кто когда-то перевел Генрихова из органов милиции в органы народного образования и к тому же без промежуточных должностей сразу директором школы, был человек не только смелый или не имевший иного выбора из-за нехватки в то время кадров с соответствующей подготовкой, но и проницательный, точно угадавший характер Ивана Федоровича, глубоко упрятанный в нем истинный педагогический талант, хотя весь его образовательный ценз ограничивался к моменту назначения тремя классами церковноприходской школы в Луге.

— Витя, — сказала продолжавшая ассистировать шеф-повару Алла Васильевна, — по-моему, пора…

— Еще две с половиной минуты, — сказал он, глянув на ручные электронные часы, и, не спуская с них глаз, дождался назначенной секунды, выключил конфорку, сдвинул резко крышку кастрюли. И, вырвавшись на свободу, кухню начал заполнять духмяный, дурманяще терпкий, но, сколько бы я ни подбирал эпитетов даже с помощью недавно изданного «Словаря эпитетов русского литературного языка», никакими словами не передаваемый, ни с чем не сравнимый аромат готового, фаршированного умелой рукой карпа. А рот мой неостановимо, как у рефлексирующей павловской собаки, наполнялся слюной, которую я судорожно сглатывал в абсолютной безнадежности, понимая, что хозяин не допустит дискредитации своего чудо-творения преждевременным употреблением до полной его кондиции, пока сочные, разложенные на специальном блюде и украшенные с искусством опытнейшего дизайнера морковкой, свеколкой, различной зеленью куски рыбы не застынут до определенного состояния, не охладятся как следует, покрывшись золотисто-розовой пленкой с белыми, как иней, вкрапинами жирка. Для этого должно пройти не менее полсуток, у меня же в кармане билет на сегодняшний вечерний поезд в Москву, и мне остается только завидовать счастливцам, приглашенным завтра на «рыбьи посиделки», к столу, где кроме рыбы будут еще поджидать гостей вазочки с приготовленным в сметане, в свекольном соку подслащенным хренком, — ой, я, кажется, сдам билет и останусь до завтра в Ленинграде…

5

Тем временем хозяин, освободившись от сложной кулинарной операции, получил возможность целиком предаться вместе со мной воспоминаниям.

— Вы правы, Иван Федорович был прирожденный педагог-организатор.

— Перебью вас, простите. Среди благодарностей, занесенных когда-то в послужной аттестат начальника Струго-Красненской волостной милиции, я забыл назвать самую, может, главную: «за работу с малолетними преступниками». Заметьте, не «за борьбу», как в предыдущих формулировках, а «за работу». Наверно, он создал нечто похожее на нынешние «детские комнаты» при отделениях милиции. И, возможно, успехи на данном поприще и сыграли решающую роль при назначении Генрихова директором школы № 154 на Выборгской.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги