Вадиму хотелось стукнуть кулаком по столу и прекратить эту трагикомедию. Он не хотел говорить при мальчике о его тяжелом состоянии, потому что знал, что в излечении любой болезни самое главное — это вера и желание пациента. Ему хотелось выставить мать, так не вовремя появившуюся в клинике, но он вдруг словно впервые увидел ее со стороны. Не всемогущую звезду, затмевающую светом все вокруг. А просто старую, никому, по сути, не нужную женщину.
Отец ушел. В течение недели они с братом даже не совались в дом, справедливо полагая, что там сейчас происходят боевые действия и носятся небольшие торнадо вместе с цунами. Спустя неделю он все-таки решил заехать к матери и посмотреть, что осталось от дома. Его поразила тишина. Абсолютное безмолвие в доме, всегда полном криков, нот и распевок. Все стояло на своих местах, и только мать сидела на полу. В окружении писем и старых фотографий. Она не переоделась со времени того завтрака. Волосы растрепались, макияж размазался. Он не был уверен, ела ли она хоть что-нибудь и спала ли. Глаза ввалились, все лицо прорезали морщины, нелепые, словно детские рисунки. Просто старая несчастная женщина. Поэтому он не мог выставить ее вон.
— А давайте все вместе пообедаем, — вдруг предложил Сафронов.
— Давайте, — моментально подхватила его мать. Она была в таком отчаянии и так нуждалась в событиях и внимании, что готова была вытерпеть даже несносную девицу, которая так неудачно вклинилась в ее матримониальные планы относительно сына.
— Нет, мы не можем, — тут же отказалась от любезного предложения Женя.
— Почему? — просто спросил Вадим. — Мне было бы приятно, если бы мы пообедали все вместе.
— Нет, — она потянула Леву к выходу.
— Я хочу кушать, — неожиданно заканючил пацан, но Женя пропустила это мимо ушей. Нет, никаких семейных обедов, никакого сближения, операция, и все, она возвращается к своей обычной жизни. Достаточно того, что всю последнюю неделю она каждые десять минут проверяла телефон на наличие сообщений от Сафронова, вместо того чтобы готовиться к собственной свадьбе.
Когда дверь за Женей закрылась, Вадим попытался унять раздражение. Если бы не мать, Женя и Лева пошли бы с ним, он даже не сомневался. Он перевел тяжелый взгляд на Софию и криво усмехнулся.
— Обед, мама?
Та выверенным, автоматическим жестом поправила прическу.
— Ты расстроился, друг мой?
— С чего бы?
— С того, что эта девица тебя бортанула.
— Не говори глупости. — Вадим открыл шкаф и достал легкий льняной пиджак от «Ральфа Лорена», проверил ключи и кошелек в кармане.
— Она просто очень умна и решила тебя захомутать, — подвела итог София Потоцкая.
— Поверь, мама, — криво усмехнулся Вадим Владимирович, который не слышал от женщин слова «нет» последние несколько лет своей жизни, — если бы она хотела, она давным-давно бы это сделала.
Он приоткрыл дверь, пропуская мать. Та задумалась. Невооруженным глазом было видно химию между этими двумя, но девица явно не хотела сближения. Почему?
— Что ты о ней знаешь? — она решила прозондировать почву.
— Мама, давай сменим тему, — Вадиму не хотелось сейчас говорить о Жене. Просто потому что мать начала задавать правильные вопросы, на которые он сам себе не хотел отвечать.
— И все же? Все действительно так ужасно, как она говорила? Ну, про отца-ассенизатора и прочие глупости?
— Она говорила так, чтобы сбить твою спесь, — Вадим решил не ходить вокруг да около.
— Мою спесь? О чем ты говоришь? — искренне изумилась София и остановилась посреди коридора. Две молоденькие медсестрички, проходившие мимо, бросили на них заинтересованные взгляды.
— Мама, — Вадим подхватил мать под руку, — ты действительно иногда бываешь заносчива, но не потому, что ты это делаешь специально, а потому, что ты даже не понимаешь, что выходишь за рамки.
София выдернула руку и остановилась. Лицо пылало, сравнявшись по цвету с ярко-алой блузой с огромным бантом, которую София выбрала для посещения клиники сына, как самый деловой из имеющихся у нее нарядов.
— Ты хочешь сказать, что я заносчивая стерва?
— Мама, я этого не говорил, не передергивай, но ты взъелась на Женю с самого начала. Почему?
— Потому что она показалась мне глупой блондинкой.
— Вот видишь, — широко улыбнулся Вадим.
— Ничего я не вижу!
— А Эмилия? Она же тоже блондинка. Тебе она глупой не кажется?
— Ну что ты сравниваешь! — теперь дива побледнела. — Эмилия из такой семьи! Она не может быть глупой!
— Мама, ты просто снобка, — широко улыбнулся Вадим и подхватил слабо сопротивляющуюся Софию под руку. — Но я все равно тебя люблю, а теперь пойдем, пообедаем.
— Выбрось ее из головы, — внезапно София стала серьезной.
— Может, я влюбился? — сын полушутя-полусерьезно посмотрел ей в глаза.
— Это должно быть взаимным, — поджала губы дива.
— А в меня что, невозможно влюбиться, по-твоему? — улыбка полностью сошла с лица Вадима, взгляд стал жестким, словно бурав.
— Такие неспособны любить, мой мальчик, — безапелляционно заявила София. — И мой снобизм здесь ни при чем. Она тебя просто использует. Поверь моему опыту.
— Ты ничего не понимаешь.
София молча усмехнулась, глядя сыну в глаза.