И дам вам сердце новое

Проснулась резко, подскочила и огляделась вокруг — кажется, ей это не снилось, Вадим действительно перенес ее в свой кабинет. Она попыталась резко встать, закружилась голова, и она рухнула на диван. Чувствовала она себя ужасно плохо. Болела рука. Женя посмотрела на сгиб локтя — там стоял катетер. Неужели она не проснулась, когда ей его ставили? Как такое может быть?

Женя попыталась найти свой мобильный телефон — но сумки с вещами нигде не было. Она постаралась дойти до двери, ее шатало, она пыталась не отходить далеко от стены, чтобы не рухнуть на пол. Женя открыла дверь в приемную, и взгляд сразу же упал на часы на стене. 8.00! Операция началась час тому назад! Почему ее не разбудили? Женя почувствовала, что сейчас ее стошнит, она закрыла рот руками. Дверь отворилась, и вошла Нина, держа тарелку со свежей выпечкой.

— Евгения! Вы проснулись? Пройдемте со мной, я отведу вас. Вам подготовили ВИП-палату, Вадим Владимирович распорядился.

Рвотный позыв немного отступил.

— Мне? Зачем?

— Вам ночью плохо стало, температура поднялась выше тридцати девяти. Все палаты были заняты, вас принесли сюда. А сейчас пациент выписался, я вас переведу.

— Не надо меня никуда переводить, где Лева? Где Вадим?

— Вадим Владимирович занят, а Лева уже на операции, пожалуйста, вы не волнуйтесь. Пойдемте, я проведу вас в палату, — секретарь попробовала подхватить Женю под локоть, но та дернулась, словно от удара током.

— Где операционная?

— Вам нельзя…

— Я не спрашиваю, можно мне или нельзя, — не повышая голоса, прервала ее Женя, — я спрашиваю, где операционная.

Секретарь на какой-то момент задержала взгляд на девушке и поняла, что в палату ее отвести не удастся.

— На третьем этаже операционный блок.

Женя рванула дверь на себя. Ее знобило, но лицо было мокрым от пота. Похоже, температура и правда высоко поднялась, но сейчас это не имело значения.

Лифт оказался занят, и она побежала к служебной лестнице. Дыхания не хватало, ей пришлось придерживаться за стенки, преодолевая лестничные марши, по своей сложности больше напоминавшие склоны Эвереста, которые она пробовала покорить в Непале.

Серая лестница, над входом на третий этаж мигает лампочка. Женя потянула дверь на себя и очутилась в операционном блоке — все выкрашено в светло-зеленый цвет. Женя пошла вдоль коридора, пытаясь угадать, за какой из этих дверей оперируют ее сына. Она заглядывала в круглые окошки, похожие на иллюминаторы, но сквозь них были видны лишь предбанники, вход в операционный театр закрывала непрозрачная занавеска.

Женя металась, как рыба в аквариуме, ловя воздух ртом, которого катастрофически не хватало. В операционном блоке стояла идеальная тишина, Женя не могла определить, в какой из операционных ее мальчик. Она тихонько сползла на пол и села, упершись коленями в подбородок. Кровь стучала в висках, голова была словно раскаленный чугунный котел с варевом, где тяжело шкворчали и ворочались мысли. Они сплавлялись в единое месиво, тяжело было различить, где какая. Перед глазами зеленые стены превращались в единое полотнище, накрывавшее с головой, укутывавшее, превращающее в кокон, из которого никогда не вылупится бабочка.

Сквозь него она заметила движение в коридоре, кажется, медсестра покинула одну из операционных и куда-то быстро побежала, набирая на ходу номер телефона.

Женя с трудом поднялась, ее штормило. Она практически ползла по стенке к той двери, из которой выбежала девушка. Наверняка там Лева. Иллюминатор равнодушно отблескивал, не давая ей проникнуть в святая святых.

Шум в коридоре, кто-то бежит, несколько человек, доктора с повязками на лицах. Один из них кричит:

— Посторонние в коридоре! — очевидно, имея в виду ее, Женю.

Кто-то пытается ее увести, кажется, это медсестра. Но Женя упирается.

— Я никуда не пойду! — она пытается впиться ногтями в стену, обмякает в руках сестры, заставляя ее выпустить себя. Доктор злым голосом приказывает медсестре идти в операционный блок.

Тянутся секунды, растягивающиеся словно каучук, наматывающийся на колесо нервов, которое со скрипом крутится внутри, сокрушая и перемалывая кости, связки, внутренние органы, выбрасывая их в область сердца, поднимая его в горло, давя на кровь, оглушительно бьющуюся в черепной коробке. В коридоре тишина. Мертвая тишина…

Женя периодически отключалась, потом, чувствуя, что сползает на пол, приходила в себя, группировалась, обхватывала ноги руками, придумав, что она сбережет жизнь Леве, сохранив тепло где-то внизу живота, там, где эта жизнь зародилась.

Она не знала, сколько времени так провела. Она считала лишь периоды, когда ее из огненного жара бросало в адский холод.

После шестого приступа дверь операционной открылась, и вышел тот самый злой доктор. Собрав неизвестно каким чудом сохранившиеся силы, Женя вскочила и бросилась к нему.

— Что с моим сыном? — какой-то чужой голос, словно говорила не она, а настоящая мать ребенка.

— С вашим сыном будет все в порядке, — устало сказал Сафронов, снимая маску, разворачиваясь и идя к выходу из операционного блока.