И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Да, это было ужасно, — говорит Руфь. — Но к тому времени мы практически завершили программу «Выбор Самсона», у наших ракет уже были ядерные боеголовки, атомные мины на Голанских высотах были приведены в боевую готовность, а наши танки прорвались к Каиру, и даже великие державы не смогли поставить нас на колени. — Руфь замолкает, и в комнате становится необычайно тихо, хотя только что она была наполнена смехом. Да, ужасные вещи творятся в мире, думает Миша. Однако кое-кто при этом катается как сыр в масле! Брехт объяснил, почему: «Беда не приходит как дождь, ее приносят те, кто имеет от этого выгоду.»

— Беды мало чему нас научили, — говорит Руфь после паузы. — Я так часто думаю об этом, — ты сразу же, как только увидел меня, спросил, почему я так печальна, ты помнишь, мотек?

— Конечно, — бормочет Миша.

— Разумеется, мы ненавидим арабов и палестинцев за их агрессивность, но когда-то мы отняли у них землю, а теперь они хотят сбросить нас в море… Я понимаю, мы должны защищать себя, у нас нет выбора… — Руфь говорит все возбужденнее. — Но я боюсь, что люди не становятся лучше от страданий и страдания не делают их мудрее. Что же мы делаем с палестинцами? Только в феврале, несколько месяцев тому назад, наши войска вторглись в южный Ливан, чтобы уничтожить террористов «Хезболла» в зоне безопасности, ты, конечно, помнишь…

— Да, — говорит Миша подавленно, — я помню, мотек. Новый генеральный секретарь ООН — араб Бутрос Гали — осудил вторжение и потребовал немедленного вывода ваших войск…

— Мы вывели свои войска, хотя и шумно протестовали. В конце концов мы вынуждены были уничтожить наши ракетные установки, которые Израиль использовал для нанесения ударов по террористам в зоне безопасности… Я понимаю, мы имеем право себя защищать, но, мотек, мы совершаем столько несправедливостей при этом! Якобы по-другому нельзя, однако ненависть и с нашей стороны, и с противоположной растет и растет. Премьер-министр Ицхак Шамир и весь его блок Ликуд, они за последнее время стали настоящими фанатиками, их нельзя ни в чем убедить, мотек, с ними невозможно стало говорить! 23 июня у нас выборы… Я так надеюсь, что Шамир проиграет и наступит очередь Рабина, потому что он обещает возобновление мирных переговоров, он говорит, что не будет больше предоставлять средства для строительства новых поселений на оккупированных территориях. Рабин хочет мира, я действительно в это верю. Он — моя надежда и надежда многих… но многие считают его национальным бедствием — у нас, евреев, никогда не было единого мнения. Сможет ли он победить на выборах? А если арабы продолжат на нас нападать, и он будет вынужден реагировать как Шамир? И все будет опять напрасно?.. Ты ведь много читал…

— Да, — говорит Миша, — но при чем тут это?

— Ты знаешь произведения Сартра?

— Разумеется. Что ты имеешь в виду?

— «Затворники из Альтоны.»

— Ах, — говорит Миша и сопит. — Ты имеешь в виду то, что говорит перед концом Франц Герлах, да?

— Да, мотек, я об этом. Ты помнишь его слова?

— Помню, — говорит Миша и цитирует: — «Это столетие было бы хорошим, если бы человека не подстерегал его жестокий враг с незапамятных времен, плотоядный вид, который поклялся его погубить, хищный зверь без меха, человек…»

— Хищный зверь без меха, человек, — повторяет Руфь. — Да, мотек, это так… Но так не может продолжаться бесконечно. Мы должны найти решение, иначе этой стране придет конец… У нас высокий уровень инфляции, очень велика государственная задолженность. Если бы не было американских евреев, если бы американское правительство не помогало нам, — потому что они вынуждены учитывать настроения американских евреев, — то наша экономика рухнула бы. Что мы делаем? Ты же видишь: вооружаемся, вооружаемся, вооружаемся! Все средства идут на вооружение.

— Но так везде, во всем мире, — возражает Миша.

— Каждый должен отвечать за себя, — говорит Руфь. — Я беспокоюсь о своем…

— Но ты ведь работаешь в Димоне! Это же шизофрения, мотек!

— Да, я шизофреничка, — возбужденно говорит Руфь. — Все это безумие… Но разве не все люди шизофреники? Где хоть один, кто знает выход? Не только у нас в Израиле, во всем мире! Я говорила тебе, что пыталась найти забвение в религии, но это не подействовало. Я ни во что не верю — лишь в одно…

— Во что?

— В то, что самое смелое и правильное решение, к которому сегодня еще могут прийти люди, — это компромисс, компромисс, мотек! Мы должны найти компромисс с арабами, и быстро, иначе скоро нам останется только выбор Самсона — и это говорю я, чей отец был убит в Египте! — Она подпирает голову руками. — Может быть, я не права, а другие правы… такие, как Дов… Дов не истязает себя поисками истины так, как я… для Дова все предельно ясно… Саддам хочет нас уничтожить, значит, мы должны защищать себя, стать сильнее… День за днем Дов самоотверженно работает, чтобы у нас было самое мощное оружие, чтобы мы могли победить наших врагов. Дов счастливый человек, у него прелестная жена, чудесные дети, счастливая семья… Или Дымшиц…

— Что он?