И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Это один из лучших физиков мира. Гениальный человек. Для него существует только работа, только задачи, которые надо решить. Для него работа — это его жизнь… Тоже счастливый человек. Но я… я, мотек, все время думаю о том, что сказал Оппенгеймер перед Комитетом по безопасности атомной энергетики: «Мы предали дух науки, когда отдали результаты наших исследований в руки военным, не подумав о последствиях…»

— Да, это было предательство, — бормочет Миша.

— «… и теперь мы живем в мире, где люди с ужасом следят за открытиями ученых, и каждый новый шаг прогресса вызывает в них смертельный страх. И кажется, что почти не осталось надежды, что люди смогут научиться жить на этой планете, ставшей такой маленькой, в мире друг с другом…»

— В мире друг с другом, — повторяет Миша, и в его голосе слышится тоска. — Ах, как это было бы прекрасно. Вместо этого…

— Да, вместо этого, — говорит Руфь. — «Мы сделали работу для дьявола», сказал в заключение Оппенгеймер.

Они молчат и смотрят друг на друга, в комнате снова тихо, необыкновенно тихо.

16

Уже на следующий день тяжелые бульдозеры и экскаваторы катят на территорию Димоны. Работой занята вся строительная часть атомного центра Димоны. Миша переехал на жительство в корпус 8. Он должен постоянно присутствовать на строительстве, решать технические вопросы. Поездки из Беэр-Шевы в Димону и обратно отнимали бы слишком много времени. Для него оборудовано рабочее место. Он осуществляет надзор за строительством, потому что он один точно знает, что должно быть построено и как это нужно сделать. Конечно, он каждый день видит Руфь, Табора и Дымшица. Отдел снабжения забоится о том, чтобы он получал все необходимое.

Начало строительства привело Мишу в состояние восторга, заслонившего от него все мировые проблемы, о которых говорила Руфь. Его эко-клозет, теперь он создается! Ему приходится перерабатывать проект, потому что это не индивидуальный клозет, а мощная клозетная установка, с коллекторами и общими емкостями для биологической обработки и сбора гумуса.

Днем и ночью гудят машины, роющие котлован. В темноте местность освещается прожекторами, как декорации к фильму. Миша неустанно суетится на стройплощадке. Тем не менее, каждое утро они с Руфью, Табором и Дымшицем обсуждают развитие событий, касающихся настоящего Волкова в Триполи. Пока тот Волков не строит свою установку, это самое важное.

Каждое утро Дов Табор сообщает им о том, что он узнал от службы радиоконтроля и от Моссада.

Уже включаются американцы, у них тоже есть агенты. Они также могут прослушивать радиосвязь между Ливией, Ираком и Москвой, как и израильтяне. Они посылают своего посла к Шамиру, пытаясь выяснить, что происходит в Димоне. Действительно ли израильтяне вывезли профессора Волкова из Ирака? Действительно ли он строит свою установку по обогащению плутония?

— Да, отвечает Шамир, он это делает, а посол недоволен: не надо очередной провокации! — сообщает Табор 21 мая. — Ну, Шамир нашел, что ответить! — Он смеется, а Миша вспоминает, что Руфь рассказывала ему о Таборе: никаких сомнений, счастливый человек, Израиль окружен врагами, Израиль вынужден бороться, каждый должен делать все, что в его силах, здесь, в Димоне, делают все, что в их силах. Американцы в долгу перед нами, потому что мы не вмешивались в войну в Персидском заливе, хотя иракцы и обстреливали нас ракетами. Саддам хотел превратить междоусобную арабскую войну в войну арабов с Израилем и Западом. Да, тогда мы не вмешались — и поэтому у Шамира есть козыри. Чего, собственно, хотят янки? Чтобы мы себя не защищали? Мы на это не пойдем. А то, что здесь работает настоящий Волков, в этом сейчас убеждены все, и интенсивное строительство в Димоне тому подтверждение. — Табор потирает руки. Миша смотрит на Руфь, а она лукаво подмигивает ему, — вот он, Дов, весь, как на ладони…

— Наши люди в Ливии сообщают, что Волкова непрерывно допрашивают. Он вне себя от бешенства и страха, а допрашивающие его истолковывают это как доказательство вины.

— Попал же он в переделку, — говорит Дымшиц и смеется. Что за мир, думает Миша. Дымшиц смеется. Он ведь действительно попал в беду, этот Волков. С другой стороны, он безо всяких угрызений совести построил бы свою установку и сделал возможным создание новой бомбы, которая убьет миллионы людей. Да, но если бы его заполучили израильтяне, он построил бы новую бомбу для израильтян, и что тогда? Несчастные люди? Единственные несчастные люди, думает Миша, это те, у которых есть совесть или, скажем так, сострадание к своим братьям. Много ли таких людей на свете? — думает Миша и сопит, потому что мир устроен несправедливо.

— Миша! — Это Табор громко обратился к нему. Миша возвращается к действительности.

— Да, Дов? Что ты хочешь?

— Ты меня не слышал?

— Нет, я… я обдумывал кое-что… кое-что, связанное со строительством, — лжет Миша.

— Я сказал, что Генеральный штаб спрашивает — можем ли мы уже сейчас натянуть маскировочную сетку. Это было бы важным аргументом для иностранных агентов и ускорило бы дело Волкова, — Дымшиц снова смеется.