И день за днем уходит детство

Я разливался соловьем, чему немало способствовали глаза Светки, которыми она, казалось, прожигала меня насквозь. В такт моим словам тихо покачивались ее ресницы.

– Фараонами могли быть только мужчины. Но, как и в каждом правиле, здесь были исключения. Имя Хатшепсут не вошло ни в один из древних перечней правивших Египтом царей. Ее изображения с атрибутами царской власти и картуши с ее именами впоследствии уничтожались. Существование женщины-фараона противоречило традиционным представлениям египтян, и они хотели скрыть этот факт, чтобы устранить прецедент. Однако если о Хатшепсут почти ничего не известно, то совсем другая история с последней царицей Египта, Клеопатрой. Вот уже две с лишним тысячи лет не утихают страсти вокруг этой женщины. Еще античные классики упоминали о ней в своих произведениях, а позже ее образ воспели Шекспир, Пушкин и Бернард Шоу.

И вдруг я заметил, что на самом-то деле Светка смотрит не на меня, а на Артема. Просто мы с ним оказались, что называется, на одной линии огня, и я стоял от него на расстоянии вытянутой руки. Это было неприятным откровением. Наверное, я чем-то выдал себя, потому что Светка поняла, что ее секрет раскрыт. В ее глазах, за секунду до этого излучающих теплый свет, неожиданно мелькнула злость, и она отвернулась, как будто сразу потеряв интерес к Древнему Египту.

А я потерял нить своего рассказа и замолчал на полуслове, несмотря на то, что мне еще многое было известно. В частности, о том, что социальной дифференциации египетского общества способствовало развитие скотоводства. А главное, что именно в этот период в Древнем Египте возникает рабство. Первые рабы появились в результате военных столкновений между самими египтянами, и в наше время их называли бы военнопленными. Но поскольку тогда было невыгодно брать людей в плен, так как это лишь увеличивало число едоков, их просто обращали в рабов и заставляли отрабатывать свой хлеб.

Но все это, и еще много других интересных фактов, так и осталось неизвестным нашему 6 «а», и все из-за Светки.

Однако тайное не всегда становится явным мгновенно, и Александра Петровна видимо, сочла, что мои знания иссякли. Она, как мне показалось, злорадно посмотрела на меня и сказала:

– Садись, Миша. Для тебя слабовато. Я очень надеюсь, что в следующий раз ты уделишь больше внимания истории, и меньше…

Александра Петровна не закончила свою фразу, но ее всезнающие зеленые глазищи скользнули по каменному лицу Светки, которая все еще продолжала смотреть в окно. А что там было? Да ничего. Зима, обледенелые ветки деревьев, снег на крышах, скучное серое небо. Все интересное сейчас происходило здесь, в кабинете истории. Я чувствовал это, как сказала бы моя мама, всем своим нутром. Что она подразумевала под этим, не знаю. Но в эту минуту как-то инстинктивно понимал ее. А еще мне почудилось, что Александре Петровне уже известно о том, что произошло сегодня на школьном стадионе. Но от кого она об этом узнала? И, что немаловажно, когда успела? Неужели она действительно ведьма, подумал я. Это стоило обдумать.

Пока я размышлял на эту тему, до меня, словно в моих ушах была вата, доносился приглушенный мелодичный голос Александры Петровны. Хотя, если вдуматься, то, что она говорила, должно было бы меня встревожить.

– Многие из вас, в силу своего возраста и незнания законов развития общества, склонны персонифицировать историю, объясняя причины явлений только стремлениями отдельных личностей…

Но меня тревожили только странный взгляд Светки, которым она смотрела на Артема, и следующий урок геометрии. Вздохнув, я снова раскрыл учебник геометрии и, положив его на колени, чтобы не увидела Александра Петровна, углубился в изучение злополучного параграфа, в котором говорилось о пересечении прямых «а», «b» и «c»…

Предчувствие меня не обмануло. Видимо, сегодня был не мой день. Денис Леонидович тоже вызвал меня к барьеру. То есть, конечно, к доске. И начал обстреливать вопросами, каждым из которых он, не целясь, попадал в мои самые уязвимые места. Когда ему надоело мое бессвязное бормотание, он сжалился – а, быть может, милосердно решил меня добить, чтобы я не мучился, – и спросил:

– А скажи-ка мне, Пахомов, будь добр, смогут ли когда-нибудь пересечься две параллельные прямые? Мы будем изучать это в седьмом классе, но пока меня интересует твое мнение, не отягощенное знанием.

Эк, завернул! Но меня на такую грубую наживку не поймаешь. Даже я знаю ответ на этот вопрос. И потому радостно барабаню:

– Ни за что, Денис Леонидович. Никогда!

Но учитель остался недоволен моим ответом, и даже поморщился. Я с удовольствием пошел бы на попятный и заверил бы Дениса Леонидовича, что смогут пересечься эти две проклятые параллельные прямые, лишь бы он так не расстраивался. Но разрази меня гром, если я сам в такое поверю. Поэтому я промолчал.

Но Денис Леонидович не сдавался.

– Артем Громов, – сказа он, посмотрев в журнал со списком всех учеников нашего класса. – А что ты скажешь по этому поводу?