И дети их после них

Его ответ развеселил Хасина.

– Да везде одинаково.

– А ты где?

– В «Дарти», в Ламеке.

– Прикольно все же.

– Что?

– Да вот, что мы так встретились.

– Ага.

Прошло несколько секунд, потом заговорил Антони:

– У меня отец умер. Два года уже.

Он ждал, как подействует это известие на Хасина. Никак. По крайней мере, все вставало на свои места. С той историей покончено. Она осталась в прошлом.

– А что с ним случилось?

– Утонул.

– В озере?

– Ага.

Антони задумчиво затянулся. Хасин вспоминал.

С его стариком тоже дело было не блестяще вообще-то. Дыхательная недостаточность. Ехать лечиться во Францию он отказывался и теперь таскал повсюду за собой на колесиках баллон с кислородом. Хасин съездил навестить его, и то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Старик жил так, будто он фарфоровый, никуда не ходил, держался в тени, экономил движения, в стороне от всех, сидел целыми днями перед теликом. Ему зачем-то мазали лицо и руки мазью, и его бледная кожа теперь блестела. Он был похож на какую-то зверушку, что живет глубоко в пещере, вдали от солнца, – слепую и вялую. Не говоря уже о запахе.

– А я себе байк купил.

– Без балды? – проговорил Антони.

Он вдруг весь просиял, как мальчишка.

– Прикольно все же, – снова сказал он.

– Ага. Прикольно.

– А какой?

– «Судзуки 125 DR».

Антони расхохотался. Ну и дела. Прикольная штука жизнь, если поразмыслить. Он совсем осмелел.

– Дашь прокатиться?

– Не, не думаю.

– Я сзади сяду. Один кружочек.

– Нет-нет. Все, хватит.

– Да ладно, не жмотничай.

В квартире у них над головой кто-то запел «Марсельезу». Женщина. Пела она точно, но слов явно не знала, поэтому после фразы «…чтоб вражья кровь была в земле сырой»[49] пение стихло.

– Слушай, чувак, – не унимался Антони. – Меня еще и кузен кинул, теперь пять кэмэ пешком топать.

Хасин в конце концов уступил. К тому же он испытывал скорее гордость. Когда они подошли к мотоциклу, он спросил:

– А сколько твоему отцу было лет?

– Честно говоря, даже не знаю.

Антони держался за багажник, а Хасин тем временем выписывал зигзаги, объезжая валявшийся на проезжей части мусор. Эйанж – город маленький, и бушевавшая в нем двадцать три часа радость быстро сменилась зловещим постпраздничным штилем. На улицах остались обрывки жирной бумаги, смятые пивные банки, следы взрывов да несколько припозднившихся прохожих, нетвердо стоявших на ногах. Хасин ехал быстро, на нервах, рывками: газ, тормоз, газ. Запах выхлопа, молодой шум маленького мотора возвращали Антони далеко в детство. Ему хотелось самому сесть за руль. Когда они остановились перед светофором, он снова попросил:

– Нет, ну правда, дай мне попробовать. Я осторожно.

– Нельзя, чувак.

– Остановимся на парковке. Я пару раз прокачусь туда-обратно. По-быстрому. Только попробовать. Чувак, я вожу с закрытыми глазами. Ну, можно?

– Можно, только нельзя.

Антони доставал его еще какое-то время. В конце концов они поехали к новой зоне благоустройства Монте. Этот крупнейший проект экономического возрождения города находился еще в зачаточном состоянии. Тут и там стояли несколько ангаров, вещевой рынок, магазин «Коннексьон» и недавно построенные офисы, походившие на штабеля контейнеров. Все здания суперфункциональные, возводятся за два дня, стены, переходы, лестницы – все кажется крайне хрупким, такое впечатление, что первый же порыв ветра обрушит всю эту архитектуру к чертовой матери. Там будут бухгалтерия, врачи, помещения для разнообразных видов деятельности, «открытые пространства» и компьютеры, кофемашины, ксероксы. Будущее, короче. И уже сейчас есть паркинги, огромные, с бетонными ограничителями и множеством фонарей. Ночью там море, нет, океан свободных мест.

Хасин опустил ногу на землю у западного въезда на парковку. Вид отсюда был идеальный. Впереди – полкилометра свободного пространства по прямой. Антони слез с мотоцикла. Хасин выключил зажигание, откинул подпорку. Он колебался. Правда, спешить было некуда.

– У тебя есть закурить?

Антони протянул ему пачку сигарет. Он начинал нервничать. Он ездил гораздо лучше Хасина, и ему казалось немыслимым, что тот откажется и не даст ему прокатиться на своем «Судзуки». У него все больше возникало ощущение, что Хасин ему должен.

Тот же отошел и сел на край бордюра. Он курил, положив на колени вытянутые руки, курил совершенно спокойно. Антони, стоя, пристально смотрел на него. Странно, что им почти нечего сказать друг другу. Все же они росли в одном городе, изнывали на одинаковой работе, учились в одинаковых школах, которые поспешили покинуть. Их отцы вкалывали на «Металоре». Они сто раз пересекались. И тем не менее эти точки пересечения ничего для них не значили. Между ними пролегало нечто непроницаемое. Антони терял терпение. Необходимость прокатиться жгла его, как желание помочиться.

– Ну давай, чувак, – снова сказал он.

Хасин поднял глаза. Настроение у обоих переменилось. Антони подошел и протянул руку.

– Давай…

Хасин порылся в кармане, бросил ему ключ.

– Доедешь до конца и обратно.

– О’кей.

– Туда, обратно, и баста.

Антони скривился. Эта упертость злила его.

– Нет проблем, – ответил он, но в его взгляде мелькнула насмешка.