И девять ждут тебя карет

Мы шли медленно, с частыми остановками, иногда делая крюк и поневоле отдаляясь от цели. Наконец к полудню мы вышли на дорогу, которую искали. Она вилась между крутых склонов, высоко над долиной, вдоль которой проходила главная транспортная магистраль на юг. Последний наш переход мы совершили крутой каменистой тропинкой, поросшей по бокам колючими кустами. С чувством облегчения я перелезла через проволочную изгородь и кое-как пробралась сквозь сухие кусты куманики, маскировавшие придорожную канаву.

Удача заставила нас забыть об осторожности. Оказавшись на мощенной гравием дороге и повернувшись, чтобы помочь Филиппу, я вдруг услышала почти рядом с собой какой-то металлический звук, скрип тормозов и метнулась в сторону, как загнанная лань.

Расхлябанный «рено» показался в облаке пыли из-за поворота. Вид машины не внушал особого доверия. «Рено» проехал мимо нас, потом остановился, издав целую серию дребезжащих и воющих звуков. Водитель, приземистый, заросший седой щетиной мужчина в грязном синем комбинезоне, посмотрел на нас благосклонно и без малейшего любопытства из-под полей изжеванной шляпы.

Этот человек не любил тратить слова попусту. Он ткнул пальцем на север.

– S’il vous plaît, monsieur[19], – сказала я.

Потом он ткнул пальцем на юг.

– Merci, monsieur[20], – сказала я.

И мы с Филиппом полезли на заднее сиденье, присоединившись к другим пассажирам – рыжему колли, поросенку в чем-то вроде зеленого мешка, сплетенного из веревки, и шумной компании кур в деревянной клетке. Большой мешок картошки с шиком путешествовал на переднем сиденье рядом с водителем. Отбиваясь от мокрых поцелуев колли, я неловко проговорила:

– Очень любезно с вашей стороны, мсье…

И в это время «рено» рванулся вперед, сделал опасный поворот на большой скорости, не прибегая к помощи мотора, и покатился вниз по склону с таким скрипом и треском, что я с облегчением поняла, что вести какой бы то ни было разговор совершенно невозможно.

Мы проехали примерно две мили, потом водитель остановился и высадил нас там, где проселочная дорога выходила на шоссе.

Я поблагодарила его, он ответил кивком, потом вместо объяснения ткнул пальцем вниз, показал сначала на небольшой домик рядом с дорогой, потом на свою машину и покатился вниз по узкой тропинке, по-прежнему не включая мотора. Мы не отрывали глаз от машины, которая остановилась не более чем в двух дюймах от сарая. Потом мы пошли дальше, чувствуя большое облегчение оттого, что встретили человека, который явно не слышал о странствующем графе де Вальми и принимал жизнь такой, какая она есть, не вдаваясь в ненужные расспросы. Я подумала, что нам повезло, – наверное, этот человек глухонемой.

Мы шли теперь по открытому со всех сторон склону, где идти было легче. Наша короткая прогулка на машине немного улучшила настроение Филиппа: он шел послушно и не жаловался, но я видела, что он устал. Нам надо было идти еще довольно далеко, и кто знает, что нам предстоит.

Филипп шагал довольно бодро, пока что его занимали только колли и поросенок. Я слушала его рассеянно, не отрывая глаз от пыльной ленты дороги, вьющейся перед нами, и стараясь не упустить ни одного самого слабого звука. Дорога проходила между высокими склонами холмов, заросшими густым кустарником. Когда мы проходили рядом с кустами, я поймала себя на том, что ищу место, где можно было бы спрятаться.

Полмили, три четверти мили; Филиппу попал в ботинок камешек, и мы остановились, чтобы его вытрясти. После этого мы продолжали путь медленнее. Миля, миля с четвертью; Филипп больше не болтал и стал немного волочить ноги; я со страхом подумала, что он натер себе пузыри на пятках, и еще больше замедлила шаг.

Я уже хотела предложить мальчику сойти с дороги и найти подходящее место, чтобы поесть и отдохнуть, когда вдруг услышала звук приближающегося автомобиля. На этот раз мотор был включен. Машина шла с севера, преодолевая подъем на большой скорости, но шума от нее было не намного больше, чем от старого «рено» с выключенным мотором. Большая, мощная машина… Не могу утверждать, что я сразу узнала шелковистое урчание мотора, но знала, кто ее ведет. Звук этот словно острым когтем царапнул меня по сердцу.

– Машина! – выдохнула я. – Прячься, Филипп!

Я указала рукой на кусты; он метнулся вверх по склону, быстро и мягко, как полевая мышка; я бросилась за ним. Гребень холма густо зарос кустарником – плотной стеной зеленых переплетшихся ветвей высотой в три или четыре фута, в которой кое-где были небольшие, освещенные солнцем бреши, где виднелись пучки свежей весенней травы. Если лечь в траву, с дороги ничего не будет видно. Мы нырнули в кусты и бросились ничком на землю, и как раз в это мгновение «кадиллак» выехал на дорогу на расстоянии примерно трехсот ярдов от нас. Здесь дорога выравнивалась и шла как раз под нами. Машина промчалась в туче пыли, на нас повеяло ветерком. Верх был открыт, и я увидела его лицо. Сердце у меня сжалось.

Золотой полдень был безмолвен, слышалась лишь переливчатая песня жаворонка. Рядом со мной Филипп шепнул:

– Мадемуазель, это был мой кузен Рауль?