И девять ждут тебя карет

Но я отогнала от себя эти мысли, осторожно укладывая куски угля на горящие поленья. В конце концов, я ничего не понимаю в таких вещах. Конечно, она нездорова, но старый доктор Форе, естественно, знал, что ей прописать…

Новый свист, громкое шлепанье босых ног – и из ванной вышел Филипп, волосы которого слиплись в мокрые пряди, а обычно бледные щеки были оттерты до багрового блеска. На нем была ночная рубашка, а купальный халатик он волочил за собой по полу.

От непонятной жалости у меня перехватило горло. Притворно нахмурившись, я посмотрела на него:

– А уши?

Естественно, не обращая никакого внимания на сделанное мной некстати замечание, Филипп подошел к огню, который уже ярко разгорелся. Он гордо сказал:

– Я чудом избежал смерти, верно ведь?

– Верно.

– Другие бы наверняка упали, правда?

– Обязательно.

– У других не хватило бы духу так долго сидеть и не двигаться, правда?

Присев на корточки, я обхватила Филиппа и, смеясь, крепко прижала к себе.

– Ах ты, скверный мальчишка, не будь таким тщеславным! И еще послушай, Филипп, мы ничего не скажем Берте, когда она придет сюда, хорошо?

– Почему?

– Потому что твоя тетя нездорова и мне не хочется, чтобы до нее дошли какие-нибудь слухи, из-за которых она будет беспокоиться.

– Ладно. Но вы… вы расскажете моему дяде Леону, верно?

– Конечно. Удивительно, как это он не слышал, что упали перила. Когда я вернулась, он был в холле, а это было через несколько минут после… А, вот и Берта! Как мадам?

– Ей лучше, мисс. Она легла. С ней Альбертина, а уж эта-то знает, что делать. Она говорит, что мадам даже сможет выйти к ужину.

– Очень приятно слышать. Она… она приняла свои таблетки, Берта?

– Таблетки? Нет, она приняла капли, которые держит в шкафчике у своей кровати. Альбертина дала ей капли.

– А… понятно. Между прочим, Берта, разве вы не должны быть на детской половине, когда меня нет дома?

– Должна, мисс, но за мной пришел Бернар. – Она искоса посмотрела на меня. – Я починила несколько штук белья. Бернар хотел достать белье для хозяина, но не мог найти его, хотя я и сказала ему, где оно лежит.

– Понятно. Вы ведь отлучились ненадолго?

– Нет, мисс. Но белья не было там, куда я его положила. Кто-то переложил его. Мне пришлось искать.

Она смотрела широко открытыми глазами, вероятно удивляясь, почему мои вопросы звучат так резко.

– Ну ладно, – сказала я. – Мсье Филипп выходил поиграть на балкон во время дождя и весь промок, поэтому принял горячую ванну и будет ужинать в постели. Если вам не трудно, Берта, принесите сюда его ужин и мой тоже, хорошо?

– Нисколько не трудно, мисс. Простите, мисс, но, понимаете, Бернар очень спешил, и…

Она замолчала. Ее щеки порозовели, и она казалась смущенной.

«Спешил, но не торопился отпустить тебя, это очевидно, – подумала я. – И не думаю, что ты уж очень возражала».

– Не важно, Берта, все в порядке, – сказала я вслух. – В конце концов, мсье Филипп не младенец и сам виноват в том, что промок и нам придется подать ему ужин в постельку. Он только прибавил нам с вами работы. Что же делать, такова жизнь.

Я встала, быстро повернув Филиппа лицом к постели:

– Ну а теперь лезь сюда, сорванец, не стой здесь в ночной рубашке!

Я поужинала вместе с Филиппом, как и обещала, поиграла с ним в фишки и немного почитала. Он все еще был в хорошем настроении, и я была довольна, что его роль в происшествии представала перед ним во все более героическом свете. Во всяком случае, у него не будет из-за этого кошмаров.

Но когда я поднялась, чтобы пойти в кладовую и приготовить ему на ночь какао, он немного дрожащим голосом попросил меня взять его с собой. Я подумала, что лучше будет разрешить ему это, и он, в ночной рубашке и шлепанцах, протопал со мной в кладовую и смотрел, как закипает молоко на электрической плите, пока я смешивала какао с сахаром в его любимом синем стаканчике. Мы вместе отнесли какао в его спальню, и я сидела с Филиппом, пока он не выпил все до капли. А потом, когда я хотела пожелать ему спокойной ночи, он попросил меня побыть с ним еще минутку, так что мне пришлось оставить намерение отправиться к Леону де Вальми и провести остаток вечера в своей комнате, настежь открыв дверь в спальню Филиппа, чтобы мальчик мог видеть у меня свет.

Когда наконец, освободившись, я смогла спокойно сесть у собственного камина, то почувствовала себя страшно усталой, у меня болели все кости. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Но в голове мелькали какие-то разрозненные впечатления, еще не сложившиеся в мысли, – туманные, непонятные мне самой, не дававшие мне отдохнуть. Было уже, наверное, очень поздно. Вдруг я услышала приближающийся шум машины. Нервы мои были так натянуты, что я бессознательно вскочила и, на цыпочках перебежав темную спальню, тихонько заглянула к Филиппу.

Он лежал в постели и спал. Я устало прошла назад в свою комнату, начала раздеваться и уже готова была лечь, как вдруг кто-то осторожно постучал в дверь.

– Кто там? – удивленно спросила я.

– Берта, мисс.

– А, Берта. Войдите.

Она держала в руках сверток. Как-то странно посмотрев на меня, Берта сказала: