…и дольше жизни длится…

Им не интересны те сокровища, ради которых люди готовы жертвовать жизнями.

У Мойр свои приоритеты.

Сестры, целый день проводящие вместе работая в пещере, расставались только ночью, да и то, если сами того хотели.

В эту жаркую звездную ночь Лахесис почувствовала какое-то томление в душе. Чей-то зов. Чью-то песню, наполненную тоской по несбывшемуся.

Богиня, махнув рукой сестрам, понеслась в неведомую даль, ища того, кто осмелился её призвать.

После долгого пути она увидела слабое пламя костра, еле заметным проблеском разрывающее ночную тьму. У костра, что-то задумчиво напевая, сидел юноша, ворошащий уже почти погасшие угли.

Лахесис приблизилась к костру…

Ах, как ярко сверкали мохнатые звезды в темно-фиолетовом небе Таврии. Какие сладкие речи говорил Богине юный ром, какими песнями услаждал её слух. Какую ночь любви подарил своей неожиданной гостье!

Когда на востоке зарозовела кромка неба, предупреждая о скором рассвете, Богиня засобиралась в дорогу. Она тронула за плечо своего нежданного любовника.

– Мне пора.

– Куда ты? Не уходи! Останься со мной! Я буду любить тебя вечно, – в глазах юноши застыла мольба.

– Что ты знаешь о Вечности, смертный? – горько усмехнулась Лахесис: – Когда для меня пройдет минута, ты проживешь целую жизнь.

– Кто ты? Как твое имя? – юноша попытался схватить Богиню за руку, но она, легким движением, увернулась, отстранившись от него на пару шагов.

– Я Лахесис. Богиня Мойра, избирающая предназначение человека, его судьбу.

Юный ром загрустил, уже смирившись с неизбежностью разлуки:

– Оставь мне что-нибудь на память. Какой-нибудь пустяк, то, что будет мне напоминать об этой ночи. Хотя я и так её никогда не забуду.

– Я не могу, – печально отказала Лахесис: – Смертным не разрешено иметь материальные свидетельства существования Богов, – и, немного подумав, добавила:

– Я выполню любую твою просьбу, смертный. Говори – чего бы ты хотел.

Юный ром, которому вскоре предстояло стать предводителем клана, думал не долго:

– Пусть все мои потомки будут удостоены самых лучших качеств. Пусть изначально в них будет заложено и благородство и доброта и умнее нести ответственность за своих близких.

– Это в моих силах, – усмехнулась Богиня: – Прощай, смертный.

Лахесис растаяла в лучах зари…

* * *

И вот теперь, вынимая из корзины конус, Богиня поняла, что именно в этот миг готова прийти в мир жизнь одного из потомков того юного рома.

Сколько веков прошло с той ночи? Лахесис не знала. Но обещание, данное юноше, она не забыла.

Богиня оглядела конус, который слепо вынула из корзины её рука, скептически хмыкнула. Нет. В память о той ночи, она должна дать этому, еще стоящему на пороге жизни, человечку что-то необычное, прекрасное и замечательное.

Лахесис опустила глаза в корзину, что делала крайне редко, беря конусы в основном наугад.

Пожалуй, вот это будет самое то.

Твердый, почти белый, вырезанный из сердцевины явора конус не был разукрашен изысканными завитушками, но то, что было на нем написано, уже сейчас говорило, что нить Судьбы станет наматываться на твердое мужское начало.

Богиня удовлетворено улыбнулась. Протянула руку к сгустку, висящему в пространстве. Проникла в него пальцами, ухватила кончик нити. Сделала два витка и протянула уже готовое веретено своей средней сестре.

Клото, усмехаясь, взяла конус в руки:

– Ох, какое мощное дерево стало его телом! Какая прочная ровная нить! – Богиня крутанула в пальцах веретено, и оно, все так же оставаясь висящем в пространстве, начало потихоньку наматывать Судьбу.

– А скажи-ка мне, сестричка, не того ли мужчины это потомок, от которого ты примчала в таком восторге однажды утром? Когда это было? Год или век тому? – Клото, лукаво улыбаясь, смотрела на сестру.

Лахесис опустила глаза.

Промолчала.

Только тень печали и памяти о том, кто уже давно покинул этот мир, затуманила её глаза. Впрочем, Клото и не ждала ответа. Боги на то и Боги, что понимают все без слов.

– Смотри за нитью. Следи, чтобы не истончилась, чтобы узлов ненужных не навязала. И младшую подольше не подпускай. Ты же знаешь, она у нас сущее дитя. Чикнет ножничками не подумав – а человека нет.

– Не беспокойся, сестричка, такую прочную нить не так-то просто перерезать…

Часть первая. Митя

Глава первая

Солнечный луч проник в комнату, пробежал по давно не крашеным доскам пола, перебрался через стол, стоящий посередине, и, наконец-то добрался до узкой детской кроватки, стоящей в углу.

Луч попытался стянуть одеяльце со спящего ребенка, но, поняв, что это ему не под силу, немного помешкав, отправился дальше.

Прочертив невидимую линию на сбившейся за ночь подушке, пощекотав разрумянившуюся во сне щечку, луч, мягкой теплой лапкой, тронул глаз ребенка: «Эй, малыш, пора вставать! Сегодня у тебя «особый» день! И он, этот день, уже начался!»

Митя моментально проснулся и сел в кровати.

Его пробуждение всегда было быстрым, практически мгновенным, без таких милых детских «потягушек», без капризного: «Ну маааам… я посплю еще минуточку…».