...И другие глупости

Мурка влезает в машину, трогается с места и ровно через три часа обнаруживает, что въезжает во Францию. Но во Францию Мурке не нужно. Ей нужно в супермаркет, за продуктами. Тогда Мурка тормозит посреди трассы, выходит из машины, голосует и останавливает какого-то немецкого аборигена. В командной форме она велит аборигену поставить ее машину задом наперед, то есть к Франции задом, а к Германии передом. Абориген разворачивает Муркину колымагу, и она едет обратно, и ровно через три часа подъезжает к супермаркету. Но беда не в том. Беда в том, что за время ее отсутствия проблема никуда не делась. Парковка по-прежнему осталась за углом. Мурке пришлось вернуться домой без продуктов, где ее уже ждала подруга, обзвонившая за подотчетный период все полицейские участки и больницы.

И вот теперь с этой Муркой мы неслись по Ленинскому проспекту без всякой надежды не только на разворот, но и на торможение. Потому что если Мурка разгонится, ее остановит только безвременная кончина бензина. А тут, как на грех, зеленая полоса. Примерно через полчаса нас вынесло на кольцевую дорогу. Вынесло нас туда довольно ловко, так как Мурка шла в потоке. На кольцевой дороге мы снова поехали вперед — развороты там вообще не предусмотрены — и ехали ровно сто девять километров вокруг Москвы, пока часа через полтора не приехали к Ленинскому проспекту с другой стороны. Мурка страшно удивилась. И сколько мы с Мышкой ей не объясняли, что Земля круглая, не поверила. Зато неожиданно лихо вывернула руль и припустила в обратном направлении. И — что вы думаете! — еще через полчаса мы опять были на площади Гагарина. Только Интеллектуала там не наблюдалось.

Начало темнеть. Мурка приткнулась к обочине.

— Облом! — сказала она, задорно улыбаясь из-под козырька плюшевой кепки. — Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны!

— Освобождаю! — отозвалась Мышка и полезла на волю. — Домой поеду. Там Джигит бесится, боюсь, не пустит.

И она заковыляла к метро. Мы с Муркой тихонечко тронулись с места и тоже поехали домой. Я была совершенно убита.

— Не переживай, Мопс! — сказала Мурка, видя мое подавленное состояние. — Завтра обязательно его отловим!

Дома вы выпили чаю, и я повела на прогулку малого пуделя. Малый пудель начал мотать мне нервы, как только мы оказались за порогом. Бегал кругами вокруг двери Викентьевны и елозил по ней носом. Нос у него длинный, поэтому влезает в самые затейливые щели. Когда пудель возбуждается, нос покрывается испариной и начинает с бешеной скоростью дергаться, крутиться и метаться из стороны в сторону. Судя по нынешнему состоянию носа, дела у пуделя были из рук вон плохи. Он этим носом буквально протирал дырку в Викентьевниной двери. Клепа отвечала ему с той стороны идиотическим лаем. Я глядела на пуделя, глядела на его нос, и грустно мне становилось, граждане. И вот почему. Как-то у нас случилась история, которую я называю

Кожаный Носик

Вы не поверите, но и мужчины тоже любить умеют. Просто иногда их любовь принимает необъяснимые животные формы. Одну из таких форм мне пришлось наблюдать прошлым воскресеньем, в прекрасное, надо сказать, утро. Солнышко светило. Птички пели. Простынка щекотала пятки. Ничего не предвещало. Однако стряслось. Большой Интеллектуал отправился на прогулку с малым пуделем Найджелом Максимилианом Септимусом лордом Виллероем. «Ну, вот, — думаю, — и славно. Есть пятнадцать минут на личную жизнь». Лежу. Размышляю о прекрасном. Щелкает замок. В коридоре возня, ахи, охи, вздохи, звон ошейника. Явились. Слышу невнятный лепет.

— У-ти мой масенький! У-ти моя кутенька! Собачка моя любимая! Собачка моя холёсая! А у кого это такой пушистый хвостик? А у кого это такие длинные ушки? А откуда у нас такой черненький кожаный носик? — лопочет кто-то голосом Интеллектуала.

«Что такое? — думаю. — Откуда этот лексикон? Со мной он так никогда не у-тю-тюкал».