...И двадцать четыре жемчужины

— Вот что получилось-то, Владимир Михайлович. Отец мой был в местной церкви церковным старостой. Он эту должность справлял с самого открытия церкви. Шибко набожный был. Ну, это не в укор ему, ведь каждому свое... И так до самой войны. Были такие, что и косо на него поглядывали, да человек он был хороший и в колхозе трудился не хуже других. Как война началась, в армию его по возрасту не взяли. Когда немцы близко подошли, батя припрятал все церковные книги, и бумаги, и иконы, какие получше. Где уж он это все держал, не знаю, только сберег и после войны в церковь возвернул. За это ему благодарность была и от сельчан и от сельсовета, потому как, сами понимаете, в книгах записи всякие, кто когда родился или умер, и другие документы. Они потом очень даже пригодились. Батя и партизанам помогал. Ну я вам так скажу, остались у нас всякие бумаги, которые батя дома держал. Он мне их показал, но только мы бумаги эти не решались раньше кому-нибудь отдать, потому как в них одна закавыка...

— Что же это такое?

— Да если взглянуть, вроде ничего такого и нет, только, мы с батей опасались их куда-нибудь сдать... Боялись, затаскают, неприятности одни... Ну вот... Теперь бати уж нет. А время нынче изменилось, иная бумага такое в себе таит — и не удумать. К примеру взять, по телевизору много про всякие открытия передают. Я вот и решился вам открыться. Бумаги-то при мне.

Хохлов расстегнул пиджак и вынул сверток, завернутый в газету и вложенный в целлофановый пакет.

— Вот, поглядите. Я-то их изучил.

Бурмин осторожно развернул газету: в тонкую картонную обложку были вложены пожелтевшие от времени бумаги. Похоже, что письма. Но ведь это же почерк Муренина! Конечно! На первом же листке было написано:

«...братец мой, Лизанька Терехова отказалась от брака со мной, видно, не может забыть обиду, причиненную мной по неразумению и молодости лет...»

Бурмин взглянул на Хохлова, который с нетерпением ждал его заключения.

— Спасибо вам, Иван Иванович, я это все разберу, и думаю, что бумаги эти представляют интерес... Вы знаете, кто писал?

— Знаю. Писал — помещик местный, Исидор Львович Муренин. Да вы еще почитайте...

Дальше шли свидетельства о рождении и смерти лиц, незнакомых Бурмину, и Хохлов пояснял, о ком шла речь. Но вот листок выцветшей голубоватой плотной бумаги, исписанный мелким округлым почерком и подписанный «Ваша Е. Т.». Бурмин с трудом разбирал слова:

«...если я и вышла за Егора Дмитриевича Карелина, то сделала это за его преданность и доброе ко мне отношение. Человек он был превыше всех похвал, и я хоть без любви шла за него, но ценила и уважала, и память о нем для меня свята. О сделанном я никогда не сожалела, видно, не судьба было свершиться нашему с Вами союзу, и потому, хоть и горестно мне отказывать Вам, но что делать — поздно теперь, дорогой и бесценный мой друг...»

Дальше шло описание жизни дочери, а затем послесловие:

«...постараюсь, голубчик мой, если будет возможность, взять у отца Алексия Ваш ларец. Только сейчас послать за ним невозможно, хоть и есть кого. Скажите отцу Алексию, пусть он понадежнее его спрячет, а я при первой оказии постараюсь его забрать».

Бурмин оторвался от бумаг.

— Так что же вы, Иван Иванович, нашли здесь такого, что мешало вам отдать эти материалы ну хотя бы в архив?

— Да вот про этот самый ларец. Ведь когда тут клад-то муренинский искали, я побоялся их отдать: известно было, что отец Алексий у папаши на руках скончался в церкви. Они там в это время вдвоем были. Только мой батя клялся, что никакого сундука, ни ларца с драгоценностями в глаза не видел. Я ведь, если бы что такое было, не понес вам эти бумажки. Ведь верно? Вы-то хоть мне верите?

— Верю вполне, Иван Иванович, и даже знаю, что в ларце том ни золота, ни серебра не было.

— Неужто его нашли? — обрадовался Иван Иванович. — А что же там было?

— Насколько я знаю, пока ларец не найден. Но что в нем были книги и бумага, этому есть доказательства. А вам спасибо за письма. Вы можете мне их доверить?

— Забирайте, на что они мне? Раз вам нужны, то и хорошо.

Бурмин сложил бумаги.

— Иван Иванович, а когда отец Алексий скончался, где были его жена и дочери?