...И двадцать четыре жемчужины

Да, недаром просвещал немца Муренин. Теперь Грюбель знал цену каждой вещи. Как и положено истинному немцу, педантичному и точному, Грюбель пересчитал предметы — их оказалось двадцать девять. Семь из них — иконы величиной не более двух ладоней, богато украшенные, тонкого письма.

Грюбель достал из кармана бумагу, разгладил ее и принялся составлять опись на немецком языке. Делал он это основательно, в полной уверенности, что здесь его никто не потревожит. Конечно, он не возьмет пока эти вещи с собой — опасно, но зато он знает место, где все это можно надежно спрятать.

ПРЕДАТЕЛЬ

Это было после боя, нашей части пришлось отойти со своих рубежей, немцы катились сплошной лавиной.

Немецкие наблюдатели одной из частей обнаружили в поле обзора двух людей в форме наших военнослужащих, но стрелять сразу в них не стали, видя, что те сами идут к ним. Немцы продолжали наблюдать: это могли быть их разведчики, переодетые во вражескую форму.

Двое двигались в их сторону. Двигались медленно, с интервалами, со всеми предосторожностями. Совсем недалеко от расположения наблюдателей произошло непонятное: шедший впереди, мгновенно обернувшись, прошил очередью из автомата своего спутника. Затем очень быстро выдернул из-за пазухи белый лоскут и поднял вверх руки.

Густав Грюбель находился в штабе, когда привели пленного. Это был Лисовский. Переводчика отослали, поскольку Грюбель был знатоком России, недаром в штабе он числился консультантом по «русским вопросам».

В основном допрос вел Грюбель, отлично владевший русским языком, второй, в чине майора, плохо говоривший по-русски, часто обращался за разъяснениями к Грюбелю.

В начале допроса они пристально, в упор, рассматривали пленного. Лисовский начинал нервничать — на это психологически и был рассчитан их прием.

Допрос был тщательным. Этот русский чрезвычайно заинтересовал немцев. Такой может быть советским разведчиком — он прекрасно владеет собой. Но вряд ли русские так безрассудно стали бы рисковать. К тому же в процессе допроса выяснилось многое, что убеждало в правдивости показаний Лисовского.

Майор даже сострил, что, должно быть, мать пленного зналась с немцем: очень уж он похож на одного офицера их части — чистокровного арийца.

Совершенно светлые, будто вылинявшие, голубые глаза пленного смотрели на немцев спокойно, без страха. На вопрос, почему он решил прийти к ним, он ответил коротко:

— У меня нет идеала, ради которого стоит умирать. Я пришел к вам потому, что хочу сохранить жизнь, потому, что мне нравится ваш порядок, я уверен, что смогу быть вам полезен.

Лисовский сказал это по-немецки, причем с хорошим произношением. Он не утаил ничего. Сказал, что был членом партии, в которую вступил лишь для того, чтобы не быть обойденным в службе, в научной работе, что это ни в какой мере не имеет отношения к его действительным убеждениям. Он не хочет рисковать жизнью бессмысленно, за идеи, в которые он не верит.

Оба немца очень внимательно слушали пленного. Да, похоже на правду. Можно попробовать использовать в пропагандистских целях.

Свою историю Лисовский изложил и в письменном виде. Подробно рассказал все, что знал о расположении наших частей, о разведке, о своей части, о командирах... — все, что интересовало немцев, а их интересовали даже мелочи, кажущиеся незначительными, но имеющие отношение к войне: как питаются русские, откуда получают продукты, какой размер обуви носит большинство русских солдат, и еще масса подробностей интересовала немцев.

Лисовского сфотографировали, затем принесли фотографию убитого Лисовским спутника, рядом с ним автомат, отдельно, крупным планом, места, где пули вошли в тело, на оборотах и прямо на снимках ему приказали написать: когда, в какое время, в каком месте, по какой причине Лисовский убил своего сослуживца, как называлась разведгруппа, имя, фамилия и отчество убитого.

От напряжения, усталости и голода Лисовский едва держался на ногах. Но по-настоящему страшно стало, когда его отвели в другое помещение, где были зловещего вида инструменты со следами крови и бревенчатая стена в бурых пятнах. В это мгновение он остро пожалел, что сам отдал себя в руки палачей, что легче было бы умереть от пули, как умирают солдаты на войне.

Он стоял посреди этой страшной комнаты с побелевшим лицом, и, когда вошедший немец в белом халате резко приказал раздеться догола, Лисовский потерял сознание...

 

Грюбель вновь перечитывал показания Лисовского, соображая, как можно еще перепроверить их. Когда Грюбель дошел до описания представителей власти Больше-Каменского района во время пребывания там Лисовского, ему пришла в голову дерзкая мысль... «Этот русский ничего не знает о нас. Мы же узнали от него много: данные о положении советской части соответствуют его показаниям. Что, если рискнуть и бросить его обратно к русским? Но долго проверять его нельзя, это вызовет у русских подозрение, и тогда вряд ли от него будет польза. Что, если забросить сейчас же?