И-е рус, олим

Сосна эта была у них чем-то вроде тотема. Первый первый министр посадил ее аккурат между датами рождения Макса и Анат. Она выросла маленькой, чахлой, но стройной, поэтому казалось, что у нее хорошие корни. Огородили сосенку каменным заборчиком, вокруг замостили площадку. Так и торчала теперь она вроде и среди леса, но отдельно от торной тропы и прочей сосновой тусовки.

Макс завинтил крышечку на полупустой фляжке с "Джеком Дэниелсом":

-- Все-таки из железной фляжки другой вкус... Наскальный рисунок -письмо -- текст -- пост. Подъем и деградация европейской цивилизации. Мы сегодня отправили пару десятков дурацких постов и написали два абзаца текста. Абзац!

-- Точно -- пост. Потому что это -- пост-европейская цивилизация,-отозвалась Анат с понимающей усмешкой кухонной сплетницы и отхлебнула.-Другой вкус? Лучше или хуже?

-- Просто другой. Железяка придает бурбону мужественности.

-- Сталь всегда придает мужественности королям, не только Бурбонам.

-- Во, правильно. Пост-Европу надо потреблять из железной фляжки. Смотри, смотри, олени!

По склону, провоцирующе близко, спускалась пара оленей. Вели они себя примерно как полудикие коты в Бейт а-Кереме -- не боялись, но и не доверяли.

-- Бурбон унюхали,-- прошептала Анат.

-- Бурбонов на них нет,-- с сожалением сказал Макс.-- Королевская охота...

-- Ага, королевская. Я читала на днях -- их гастарбайтеры поджирают.

(C) проводили сочувственными взглядами пятнистую парочку. Потом хлебнули бурбона за сохранение их заповедной жизни, поглазели в застиранное осеннее небо. Макс сказал:

-- Да-а... они, в общем-то, и Европу поджирают.

-- Пост-Европу пора расфасовывать в железные фляги.

-- Для придания мужественности? Чтоб боролась?

-- Чтоб сопротивлялась. А не расслаблялась и получала удовольствие. Кажется, единственное, за что постевропейцы еще готовы бороться -- за гарантированное право спокойно умереть в собственной постели.

-- Они за это даже не борются. Они за это платят. Вот знаешь, как одинокая умирающая старушка в приватизированной квартире... Завещает жилплощадь тому, кто ее досматривает.

-- Зато не будет Третьей мировой. Третья мировая -- это когда третий мир мирно хоронит всех белых.

-- И посткапиталистов, и постсоциалистов в одной братской могиле.-Анат вздохнула, словно бы прислушиваясь к собственному ощущению внутренней правоты.-- Так им и надо. За лицемерие...

-- Никакого лицемерия. Чтобы лицемерить, надо хотя бы сохранять лицо.

-- Или хотя бы морду. Для мордомерия.

-- Наша морда существует не для мордомерия, а для мордодейства.

-- Для мордопоэзии эта рыжая морда существует.

-- А он нас не замордует? На своем поэтическом конвейере. Такой должен быть продуктивным...

-- Мы превращаемся в сфинкса с этим котом. Скоро начнем размахивать лапами и драть кору.

-- Сфинксом -- это еще неплохо. У сфинкса зато есть лицо.

-- И оно сохраняется тысячелетиями...

-- Скажи "мяу".

-- Нуу... Мяукать надо ночью. Страстно. Влажной ночью. Грот ночи жаркий, влажный. Прибой веселой страсти.

-- Соответственно... Я буду нежен с каждой, любой дворовой масти...

Кот

Мир до сих пор цел. Крошится себе с прежней скоростью. Сойка мяукает с дерева, тварь, семейство вороновых, длина тридцать четыре сантиметра... Сколько?! Тридцать четыре сантиметра? Кто бы мог подумать! Да на хрена мне знать какого она семейства, и какая ее средняя длина, и сто с лишним способов как ее мог бы добыть вертикал, если она по-прежнему меня дразнит, а я тут схожу на говно! Как отравляла раньше отдых на любимом месте, так и продолжает доставать. Да, привычки и реакции прежние. А знание, действительно, лишь умножает скорбь.

И в Городе ничего не изменилось. Жизнь слепым котенком как тыкалась бестолково в поисках молока, так и тычется. Горожане спешат утром на свои мусорки, а вечером возвращаются на подстилки. Коты, впрочем, делают то же самое. Собаки служат. Голуби гадят. Никому нет дела, что я стал... стал Красным Котом. Когда это испытываешь на своей шкуре, а не видишь чудесное воплощение в затуманенных героизмом котеночьих мозгах... Город мой, Город, как же так все совпало по-идиотски? Для героизма и свершений. Красный. Кот. Да, я стал! Раньше я интуитивно ощущал -- что-то такое должно случиться. Я -- это он?! Страшно. И что теперь?

Я теперь даже сам не знаю всего, что знаю. Как если бы случайно проник в пыльный зал библиотеки, и в этот момент на меня обрушился весь запас книг, то есть не на меня, а в меня. И размахиваю лапами, чихаю, пытаюсь прорваться из этой информации на дневной свет, но где он тоже не знаю. То есть знаю, конечно, поскольку обладаю информацией. Завалами информации. Как сидел на мусорке, так и сижу, на бескрайней информационной мусорке. А эта пернатая тварь все мяукает... Значит, на мусорке. Это даже смешно, вот скажем, подумаю я о... ну, о рыбе в тесте... рецепты, рецепты, тридцать пять тысяч одних рецептов, калории, кухня от Елены, пиво на Куличках, рестораны... один выход -- быстро смигнуть весь этот хвост.