i e042622682662878

В тентах крепких паука.

О, мне давно дошло до слуха:

В углу, прокисшем и глухом,

В единоборстве билась муха

С большим мохнатым пауком.

И понял я, что век от века,

Не вняв глухому зову мук,

Сосал, впиваясь в человека,

Огромный холеный паук.

И я тогда, давясь от злобы,

Забыв, что ветер гнал весну,

Клялся, упршись в стенку гроба,

В котором отчим мой уснул.

Клялся полатями косыми,

Страданьем лет его глухих.

Отмщеньем, предками босыми,

Судьбой обиженного сына,

Уродством родичей своих, –

Что за судьбу, за ветошь бедствий

Спрошу я много у врага!

Так шло, врывалось в память детство,

Оборванное донага.

От большой поэмы «Ваятель» остался один отрывок, подлинность

которого не подлежит сомнению, он печатается как стихотворение под

названием «Творчество». Другой отрывок – не очень точный – приводится

Ириной Пташниковой.

63

По-видимому, к первоначальным вариантам поэмы относится и

приводимый ниже отрывок, который рукой же Майорова датируется 38-м

годом.

Никто не спросит, не скостит,

Не упрекнт обидным словом,

Что стол мой пятнами изрыт,

Как щки мальчика рябого.

Я спал на нм. Кому-то верил.

И писем ждал. Знать, потому,

Захлопнув поплотнее двери,

Я стал завидовать ему.

Живу с опаской. Снов не знаю.

Считаю даты. Жду весны.

А в окна, будто явь сквозная,

Летят, не задевая, сны.

Проходят дни, и вс короче,

Вс явственней и глуше мне

Пот мой стол, и чертят ночи

Рисунок странный на стекле.

И в тонких линиях ваянья.

Что ночь выводит по стеклу,

Так много слз и обаянья,

Пристрастья вечного к теплу, –

Что я теряюсь и немею.

Я нем почти. Почти в снегу.

Сказать хочу – и не умею,

Хочу запеть – и не могу.

Ко времени работы над поэмами относятся и следующие

стихотворные наброски, сохранившиеся в черновых записях поэта.

* * *

Как жил, кого любил, кому руки не подал,

64

С кем дружбу вл и должен был кому –

Узнают вс,

Раскроют все комоды,

Разложат дни твои по одному.

* * *

Мне только б жить и видеть росчерк грубый

Твоих бровей. И пережить тот суд,

Когда глаза солгут твои, а губы

Чужое имя вслух произнесут.

Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал,

Не видел… чтобы, близким не грубя,

Я дальше жил и подымался выше,

Как будто вовсе не было тебя.

1939

* * *

Я знал тебя, должно быть, не за тем,

Чтоб год спустя, всему кладя начало,

Всем забытьм, всей тяжестью поэм,

Как слз полон, ты к горлу подступала,

Чтоб, как вина, ты после долго жгла

И что ни ночь – тобою б только мнилось,

Чтоб лишь к концу, не выдержав, могла

Оставить блажь и сдаться мне на милость.

Чтоб я не помнил этой тишины,

Забыл про сны, про небо и про жалость,

Чтоб ни угла, ни окон, ни жены

Мне на твоей земле не оставалось.

Но вс не так. Ты даже знать не можешь.

Где началась, где кончилась гроза.

Не так солжшь, не так ладонь положишь,

Совсем по-детски поглядишь в глаза.

65

А я устал. За мною столько лестниц.

Я перешл ту верную межу,

Когда все мысли сходятся на песне.

Какой, должно быть, вовсе не сложу.

1939

Горько об этом говорить, но почти все стихи и обе поэмы утрачены:

они остались в Москве, в общежитии, когда Коля Майоров уходил на

фронт, и пропали вместе со всеми его вещами. А между тем эти стихи и

поэмы давали основание верить, что в лице Коли Майорова в советскую

поэзию приходил большой поэт.

* * *

И вот грянула Великая Отечественная. Почерневший и посуровевший,

с обострившимися скулами появился Коля Майоров в Иванове летом 41-го.

Вместе с другими студентами он копал противотанковые рвы где-то под

Ельней. На этот раз недолго ему довелось побыть дома. Из Москвы

телеграммой извещали, что на его имя пришла повестка из военкомата (это

ответ на его заявление). Сообщение он встретил, как должное.

…Вещь за вещью извлекались из сундука армейские сапоги,

гимнастрка, тмно-синие галифе. Меня это крайне удивило. И я, помню,

сказал ему об этом.

– Ничего удивительного. Время такое! Сейчас и портянки найдм и

портупею, – говорил он, а за переборкой плакала мать.

– Да ты не думай, что вперд глядел. Это вс для Алексея, ты же

знаешь.

Старший брат Николая, Алексей, лтчик-истребитель, был уже в деле.

Наконец вс было найдено и надето. Я помог ему застегнуть

портупею. С гражданской жизнью было покончено…

Я получил от него одну-единственную открытку: с марша на

передовую – наспех. Карандашом он сообщал, что и как. Обещал писать и

дальше.

Но почти в каждую семью приходили повестки из райвоенкоматов.

Пришла повестка и на мо имя.

66

Только, вернувшись с войны, в 1945 году, я узнал, что больше нет

Коли Майорова. Но и теперь, за огромной дальностью времени, в это не

верится.

Николай Глазков – Майским днём

Помню солнечный майский день 1940 года. При журнале «Молодая

гвардия» существовало литобъединение, собирающееся раз в неделю.

Помню, молодые поэты, которые очень не любили, когда их называли

молодыми, читали свои стихи. В тот солнечный майский день читали стихи

многие поэты. Большинство из них демонстрировало незаурядную

поэтическую технику. Стихи слушались с интересом, но не трогали. Чего-то

им не хватало.

Одним из последних выступил Майоров, истфак университета – так

его представили. Меня его стихи захватили, увлекли: у него в стихах было