И.Ефремов, А.Стругацкий, С.Гансовский, Б.Стругацкий, Д.Биленкин, В.Григорьев

"Вот что значит беспрерывный сон. Перманентное состояние", - мысленно ликовал я, а вслух говорил:

– Коллега! Уверен, что смогу подготовить вас до уровня техникума. Да что техникума. Одолеем кое-какие программы и самого вуза!

Последнее я восклицал, пожалуй, из чистого энтузиазма, но уж в первое-то верил незыблемо. Напарник уже сделал первый глоток из живительных атмосфер творчества. Теперь выдох - и второй глоток, стойка принята, ноги на ширине плеч.

Несколько месяцев прошли как бы в опьянении, словно бы в состоянии невесомости. В моем институте все только плечами пожимали, когда я устраивал еженедельные доклады о проделанной работе.

– Когда он только успевает? - слышалось из рядов конференц-зала.

– За неделю он способен напечь расчетов и чертежей на новую диссертацию, - говорили в курилках. - Прямой дорогой идет в академики.

– Вас не узнать, - сказал директор, хитро прищуриваясь. - И в кино вас стали замечать, и по общественной линии, и на елке с детьми появились, и чаще других с коллективом на лыжные прогулки выходите. А производственные успехи! Говорить нечего.

На секунду директор замялся и, помахав в-воздухе пальцем, добавил:

– Что-то тут не так…

– В том-то и дело, что лыжные прогулки, - ответил я, тоже прищуриваясь с хитрецой, - чистый воздух! Он делает чудеса. Слушайте докторов, дорогой мой директор!

Конечно, можно было и не хитрить, выложить все начистоту. Дескать, так-то и так-то, доступно каждому. Коллектив бы не осудил. К таинственностям, хитростям лукавым сердце мое не лежало никогда. Но в научных вопросах, не доведенных до принципиального завершения, иначе нельзя. Так уж повелось. Рвется душа на откровенный разговор, да молчок. Выдержка! А вдруг что не так! Прослывешь любителем легких сенсаций.

(Как было, например, с конструкцией печально знаменитого рога изобилия? Нашумели, крику подняли. Перерабатывает утиль в ценности любого назначения! Прямо, непосредственно. В один конец рога - утиль, из другого - продукция ширпотреба! А потом р-раз! - полная катастрофа. Изобретатель гибнет в пучинах собственной конструкции. Агрегат - в клочья. Восстановить невозможно. Оправдываются: на уровне, мол, будущих эпох. Да что там оправдания, позор на все инстанции! Фиаско, короче говоря.)

Береженого бог бережет.

Возвращаясь однажды со службы домой, пешком как всегда, с плащом в нагрудном кармашке, я заметил, что происходящее кругом, уличное занимает меня меньше, чем того заслуживает. Вот вышла из переулка компания разбитных школьников со скрипками в руках, с лихими песенками. Еще вчера я бы прислушался, остановился. О чем поет, как жить собирается беспокойное поколение? Вот кряхтит старушка, силясь одолеть ступеньки троллайна. Несомненно, вчера я пришел бы на выручку поколению уходящих. А тут иду мимо. Неинтересно! Что за чертовщина? Я тотчас сконцентрировался на самом себе.

Да, ничтожное, едва заметное недомогание командовало организмом. Так, легкая дрожь в коленях, испарина послебанного типа, пустяки в общем. И вдруг пришел день, когда к моим уравнениям не прибавилось ни строчки. И ни одной гайки к моделям.

Пошел второй, третий день, рабочий стол начал покрываться отложениями квартирной, горьковатой на вкус пыли. Пришлось проверить аппарат трансформации. Нет, он по-прежнему действовал безукоризненно.

Напрасно я усаживал себя за письменный стол. В глазах рябило, строчки мелькали передо мной бессмысленно, как телеграфные столбы в окне вагона. Напрягшись, я вдруг осознал, что с трудом понимаю уравнения, составленные мною самим не так давно.

– А плюс Б, скобка в квадрате… - губы шевелились с трудом. Губы саднило едким, осязание жаждало нового, неизвестного.

Неведомое, страстное желание вынесло меня из кабинета в неоновый мрак улицы. Швырнуло, закрутило, погнало через туманно сияющие магистрали. Куда? В темпе ускоренного фильма мелькали мимо прохожие. Вдруг я увидел себя в большом зале за столом. В дальнем конце помещения оркестр наяривал музыку, приспособленную для танцев.

– Триста! - заправски рявкнул я. - И закусить!..

Асфальт тротуара плыл из-под ног, как черная река, уходящая в ночь. Город уже потушил огни. Ноги несли домой. Помню еще, как точным пинком сшиб мусорную урну. Потом другую, третью. Это приносило удовлетворение. Урны, гремя жестяным нутром, катились в неположенные места.

Но то, что я увидел, добравшись до кабинета, мгновенно отрезвило меня. За рабочим столом сидел напарник, донор сна, и, вместо того чтобы мирно спать, строчил, да, строчил в рабочих тетрадях!

– Это неслыханно! - я шагнул к столу. - Ваши прерогативы…

– Коллега, - услышал я в ответ, - рукопись содержит ошибки. В первых главах безукоризненно все. Но в последние дни расчет запутался. Ингредиенты шалят.

С каждым его словом запальчивость моя возрастала.

– Все уже исправлено, коллега, - чуть усмехнувшись, продолжал напарник, не давая опомниться. - Извольте проверить.

На несколько секунд обычная ясность вернулась ко мне, я впился в ряды строк. Напарник, а может и впрямь коллега, был прав. Ошибочные места уже были обведены красным карандашом и исправлены.