И это называется будни

Пока он с наслаждением бездельничал. Спал сколько хотел, пропадал днем на пляже, а вечера проводил у Жаклины.

У них всегда находилось о чем поговорить, что вспомнить. К тому же оба были словоохотливы, оба любили и посмешить, и посмеяться, и оба чувствовали себя беззаботно и легко.

Общение с Жаклиной быстро вошло в привычку, а привычка так же быстро перешла в необходимость. Юрий уже и представить себе не мог, как проживет день, не повидав девушку, не получив того заряда неизбывной, бьющей через край радости, которую давала ему каждая встреча с ней.

И если на первых порах у него бродили еще мысли рвануть куда-нибудь на стройку — в Сибирь или на Дальний Восток, то теперь их словно выдуло. Странно ему: родительское гнездо что-то не очень держит, а вот Жаклина привязала к месту. Случится уехать — только вдвоем.

Неизвестно, сколько размышлял бы Юрий над выбором профессии, но однажды заехал за ним утром Борис, растормошил и повез на завод. По дороге не докучал нравоучениями, а подъехали к проходной — сказал строго:

— Будешь ходить за мной целый день. Вроде личной охраны. Покажу все свое хозяйство, а там соображай.

Однако руководитель такого беспокойного участка, какой был в подчинении Рудаева — все сталеплавильные и связанные с ним цехи, — далеко не всегда знает, что преподнесет ему тот или иной день. Так получилось и на сей раз. В конверторном цехе, куда зашли прежде всего, пришлось застрять на монтаже второго конвертора. Чертежи не сходились с натурой, надо было найти выход.

Борис вскоре оставил брата, строго-настрого приказав без него в другие цехи не ходить.

Досыта нагляделся Юрий на этот цех. Прохладно тут не было — июнь выдался знойный, — но и жара не ощущалась: всегда можно примоститься под струей воздуха от мощного, чуть ли не метрового в диаметре, вентилятора. Здесь все ходили в касках разного цвета, с разными обозначениями, чтобы проще было отличить, где рядовой рабочий, где бригадир и где мастер.

Попали они в цех в тот момент, когда конвертор наклонился и замер, подставив в жадном ожидании пищи свое раскаленное нутро. Один за другим в него вывалили содержимое нескольких коробов с металлоломом, на глаз тонн двадцать.

«Молох», — подумал Юрий, вспомнив роман Куприна, прочитанный не так давно и тоже вызвавший неприязнь к металлургии.

Едва закончили завалку, как, погромыхивая на стыках расположенных под самой крышей рельсов, подъехал мостовой кран. На гигантских крюках он держал ковш, в который свободно вошла бы целая танкетка. Из него хлынул в горловину конвертора поток жидкого чугуна, и сразу высоко вверх взвился искрящийся букет. В воздухе искры казались угрожающе крупными, мохнатыми, взрывались, как бенгальские огни, а упали на кирпичный, выложенный в елочку пол — и потерялись, превратившись в неприглядные, почти неприметные черные крупинки. Только теперь Юрий, пренебрежительно отнесшийся к каске, уразумел, что его головной убор не украшение и не знак различия, а необходимая защитная принадлежность, такая же необходимая, как шлем танкиста или каска пехотинца во время боя.

Сквозь звездопад искр спокойно прошел молодой, среднего роста паренек, внешность которого как-то не вязалась с окружающей обстановкой. Тонколицый, голубоглазый, гибкий, он выглядел случайным гостем в этом суровом и жестоком мире огня и металла. Но рука его оказалась не по комплекции сильна, когда подал ее Юрию, а голос удивил тяжеловесностью звучания.

— Вы совсем не похожи на брата, — сказал он вместо приветствия и назвал себя: — Евгений Сенин.

— У нас никто ни на кого не похож — все разного года выпуска и разного образца, — сразу почувствовав к нему расположение, отшутился Юрий.

— Мне Серафим Гаврилович жаловался. Внешностью, говорит, ни один в меня не пошел, зато норов… Будто у всех такой, как у него в молодости был.

Юрий рассмеялся, смех его прозвучал надтреснуто, как раскалываемая о дверь ореховая скорлупа.

— У него и в старости норова хватает.

— Что правда, то правда, — согласился Сенин. — Крутоват. Но это скорее достоинство, чем недостаток. Мямля в металлургии долго не задержится — либо сам уйдет, либо его уйдут. У нас как бывает? Все тихо, ладно, потом одна-единственная секунда — и успей поймать ее, чтобы предотвратить беду.

Тем временем шестиметровая груша легко, почти неслышно поднялась, заняла вертикальное положение, и в ее огнедышащий кратер опустилась труба («Толщиной в орудийный ствол», — сразу прикинул Юрий). Внутри конвертора что-то зашумело, из горловины на миг вырвалось пламя и ушло в другую горловину, находящуюся чуть повыше.

— Кислород пустили? — не сдержал любопытства Юрий.

— Да, начали продувку. Что, осматриваешься пока или оформляться будешь в наш цех? — перешел на «ты» Сенин.

— Как тебе сказать… — проговорил Юрий мнущимся голосом.