И это пройдет…

— Как нам стояние здесь поможет писать? — снова заныла Аня.

— Не нравится, иди домой, — в сердцах воскликнула Надя, — мне надоело, ты просто невыносима, знаешь, если ты привыкла все получать по взмаху ресниц, если тебе устраивает, что тебя не слушают, а только смотрят на голую грудь и ноги, то меня нет, я хочу чего-то добиться в этой жизни умом! — сверкая глазами закончила она.

— Воу, как много всего я о себе узнала, — сквозь зубы процедила Аня, — хорошего тебе вечера, — с этими словами она развернулась и начала проталкиваться сквозь толпу. «Помешались они что ли, на всех этих митингах, Леху в Москве задержали, Оля тоже вышла на протест. Как она там говорила? Нельзя оставаться равнодушными к нарушениям, у тебя отнимают твое право, твою свободу. О чем они все, как будто не в России живут и не понимают, что стой не стой, кричи не кричи, а все равно никто тебя слушать не будет. Как можно устраивать мирные протесты в стране, где до сих пор не прекращается Красный террор. О каких таких честных выборах они мечтают, их никогда не было и не будет. Единственное, чего они реально добьются — шествий под окнами поликлиник за талончиками к врачу и на флюорографию!» — размышляла она, огибая сугробы, преграждающие дорогу к вокзалу.

— Старший лейтенант Хорин, девушка, предъявите документы, — перед Аней возникло широкое лицо, мужчина напряженно смотрел, ноздри его широко раздувались.

— Я что-то нарушила? — вытаскивая из сумки паспорт, спросила Аня.

— С митинга идете, — уточнил он, открывая первую страницу и записывая ее паспортные данные на какой-то лист.

— Вам какая разница? — недоумевая, огрызнулась она.

— Лента ваша белая приметная очень, вот фиксирую, — ответил он.

— Потрясающая наглость, с каких пор у нас за ношение ленточек документы проверяют? — возмутилась Аня.

— Такой приказ, — холодно ответил он, протягивая паспорт, — можете идти.

Недовольно стуча каблуками, Аня двинулась в сторону автобусной остановки, то, что он записал ее данные, ничего хорошего не сулило.

***

Толпа скандировала и улюлюкала, у микрофона выступал Леонид Парфенов: «В кои-то веки Вологда оказалась либеральнее Москвы, пожалуй на следующие выборы я возьму открепительный и поеду к маме, там есть надежда, что меня хотя бы посчитают…». Громкий смех прокатился по рядам присутствующих. Оля вздрогнула, она стояла на морозе уже несколько часов, в руках у нее была белая роза, на груди приколота лента. «Зачем нам говорят о честности те, кого мы и не обвиняем во лжи? — думала Оля, — почему они перед нами, а не вместе с нами, почему не требуют правды, зачем столько пафоса? Пиарщики, писатели, блогеры, но никого, кто бы мог хоть как-то повлиять на ситуацию», — Оля тяжело вздохнула, нет, здесь делать нечего, надо уходить. Она развернулась и пошла. Но стоило ей добраться до края толпы, как она увидела вооруженных людей в масках и касках, они схватили какого-то парня с такой же как у Оли лентой и силком заталкивали в автозак. Парень упирался, он отталкивал хватавших его мужчин. Девушка бросилась к нему.

— Прекратите, — закричала она, но никто ее не слышал. Оля хотела кинуться на одного из задерживающих, но не успела, кто-то схватил ее за талию и стал оттаскивать.

— Сумасшедшая, — прозвучало прямо в самое ухо, тряся головой и отбрыкиваясь Оля увидела очень старенького усатого седого мужчину, на глаза ему съезжала кепка, — прекрати, глупая, тебя тоже в участок заберут, а там уж по головке не погладят, — продолжал он, стараясь как можно крепче ее держать.

— Да как вы можете, за что его задерживают? — визжала Оля.

— Раз задерживают, значит виноват, зачем же вы все сюда пришли, эх молодежь- молодежь, ничему вас жизнь не учит, нас танками давили, а вы с цветочками ходите — сетовал он, утягивая Олю подальше от страшной картины.

***

— Пап, я развестись хочу, — сказала Полина, вытягивая ноги на диване, за окном мела пурга, голые ветки стучали по стеклу, но дома ей было уютно как никогда.

— Все, нажилась? — спросил папа, выключая звук у телевизора.

— В общем то да, надо заметить- не самое приятное занятие в моей жизни, — сладко потягиваясь, ответила Полина.

— Я знал, что так будет, матери-то сказала? — деловито осведомился отец.

— Утром еще, она не особо довольна, но в основном тем, что я буду снова жить с вами, с ее слов, вы только жить начали, — улыбнулась Поля.

— Ты поменьше мать слушай, она просто не хочет становиться бабушкой, — поглаживая себя по животу, рассмеялся отец.

Поля улыбнулась. Ей ужасно надоел Вадик, его постоянные придирки. Вчера он сообщил, что она плохо готовит, утром был недоволен рубашкой. Сейчас она задавалась одним единственным вопросом: зачем вообще она с ним сошлась и вышла за него? «А я еще Аню обвиняла в глупости, — молча рассуждала Полина, — а сама замужем за редкостным кретином». Она вспомнила их разговор и поморщилась: