И это пройдет…

Последней каплей для Ани стали залы с фотографиями, сотни и сотни лиц: мужчины, женщины, дети, которым судьба уготовила столь страшный конец. Между снимками на белых стенах при особом свете появлялись тени. Это было выше Аниных сил. Она выскочила из здания. Неподъемное чувство вины, боли и горя упали на ее плечи. Она практически задыхалась от рыданий. Красный свет заходящего солнца ударил ее по глазам, она остолбенела, в ушах шумело и кричало.

— Анна, вы как себя чувствуете? — раздался рядом ровный голос.

Девушка повернулась на него, под зеленым, шелестящим деревом стоял Матеуш.

— Ужасно, — честно ответила она, — просто невыносимо, то, что здесь произошло невозможно пережить, а вину искупить.

— Вы так считаете? — спросил он.

— Да, разве может кто-то выйти отсюда и не понимать…

— Давайте я вам кое-что покажу, — предложил Матеуш, с этими словами он достал фотоаппарат, — идите сюда.

Аня подошла и взглянула на снимки. Они явно были сделаны без ведома людей, попавших в кадр. На одном — красивая девушка сидит на железнодорожных путях, подставив солнцу белую кожу, призывно выпятив грудь, она томно смотрит на фотографа, который тут же рядом весело смеется. На заднем плане, прямо за счастливой парочкой, железнодорожная станция Аушвиц 2 (Беркенау), именно на ней проходили сортировки, здесь встречал своих жертв доктор-смерть Йозеф Менгеле. Следующий снимок еще хуже: около виселицы стоят два парня, один делает вид, что вешает другого на ремне, третий щелкает их на телефон. Аня отшатнулась.

— Боже мой, — прошептала она, — какая дикость.

— Да, как не прискорбно, но то, что для одного трагедия, для другого-развлечение, — просто ответил Матеуш.

— Но должно же приходить осознание… — робко пролепетала Аня.

— Знаете, что сказал Рудольф Хёсс, начальник этого лагеря, на Нюрнбергском процессе? — обратился Матеуш к девушке.

Аня отрицательно покачала головой.

— «Прежде всего, мы должны слушать фюрера, а не философствовать», — пожимая плечами, процитировал редактор.

— Это просто немыслимо, как же жили потом все надзиратели и палачи?! — воскликнула Аня.

— Кто как, конкретно Хёсс был повешен здесь, возле одного из крематориев, главный пропагандист рейха Йозеф Геббельс покончил с собой в мае 1945, его примеру последовала семья, Генрих Гиммлер отравился цианидом. Адольфа Эйхмана нашел Моссад, после чего он был предан суду и казнен. А вот доктор Менгеле дожил до преклонных лет, прятался сначала в Аргентине, потом в Бразилии, во время купания в океане у него случился инсульт, и он утонул.

— Это несправедливо, — очень по-детски заявила Аня.

Матеуш рассмеялся.

— Да, но никто и не гарантирует справедливости, эти люди убили больше миллиона человек, но высекли свои имена в истории, а их жертвы до сих пор остались безымянными. Вы говорите, что вину невозможно искупить. А с чего вы решили, что кто-то серьезно хочет это сделать? — прищурившись, спросил мужчина.

Аня задумалась.

— А что же хотят? — после длительного молчания спросила она.

— Больше всего- жить. Люди всегда хотят жить. И это стремление неизменно побеждает любой ужас, страх. Это место не просто мемориал памяти, а еще и манифест жизни вопреки всему, торжество природного закона если хотите. Жестокость была и будет всегда, помноженная на вседозволенность, она заполоняет собой сердца людей, единственное, что можно этому противопоставить- любовь и желание жить.

— О, вы предлагаете лечить любовью? — удивленно спросила Аня.

— Что значит лечить? — улыбнувшись, поинтересовался мужчина, — я говорю о том, что всегда, как бы тяжело вам ни приходилось, жизнь возьмет свое. Анна, вы любите кого-нибудь? — испытующе спросил Матеуш.

— Конечно, свою семью, друзей, а почему вы спрашиваете? — удивилась девушка.

— Тогда не стоит бояться смерти, — коротко ответил он.

— Я не смерти боюсь, а бессилия, — глядя в глаза Матеушу, ответила Аня, — я не понимаю, как можно было сдаться?

— Ну не все же сдались, — проникновенно ответил он, — была здесь одна удивительная балерина. Ее звали Франциска Манн. Она станцевала стриптиз прямо в раздевалке перед газовой камерой, своими движениями обворожила надсмотрщика, а потом выстрелила в него из его же пистолета. Да, никому из обреченных тогда спастись не удалось, но они все-таки забрали с собой несколько нацистских преступников. Но, вы правы, больше сдавшихся, чем побежденных.

Август 2012

— Оль, ну это же бред какой-то, как ты себе представляешь? — возмущенно пыхтела в трубку Аня.

— Да ладно тебе, столько лет прошло, вы едете в Абхазию, мы туда едем, давайте вместе? — упорствовала Оля.

— А что Пашка об этом думает? — стараясь вразумить подругу, спросила Аня.

— Он сказал, что ему все равно, главное, что мы с ним едем отдыхать, — радовалась Оля, — мы с тобой сможем вместе на пляж ходить, монастыри посмотрим, а парни в горы слазают? Ну?

— Оль, я не знаю, — наконец сдалась Аня, — я спрошу у Андрея, но мы на машине.

— И мы тоже, — радостно поддержала Оля.

— Господи, ну ладно, ты меня уговорила, я тебе перезвоню попозже, — сказала Аня и отключилась.