И это тоже пройдет

Пока все спали, я сбежала из дому. Выпить кофе, сходить на кладбище. В городке полно отдыхающих, но в эти утренние часы на улицах было безлюдно. Мне встретилось всего несколько человек – из тех ранних пташек, что выбрались за хлебом и за газетами, чтобы потом спокойно заняться приготовлением обеда, или выйти на яхте в море, или засесть с детьми за уроки, заданные на лето. Утро беззаботного каникулярного дня, когда все хлопоты сводятся к тому, чтобы решить, куда пойти поесть, и не забыть намазать детей кремом от загара. Молодежи не видно – молодежь в это время сладко спит. Вспоминая ушедшую юность, я больше всего жалею, что не могу спать, как спала тогда – крепким безмятежным сном. Сейчас я ложусь в постель, как в гроб. Иногда, чтобы обмануть себя, я не иду в спальню, а сворачиваюсь калачиком в гостиной на диване и незаметно проваливаюсь в сон. Хорошо бы спать не одной, но… Найти любовника не трудно, только не факт, что он будет обнимать тебя до утра. Но даже если будет, не факт, что сумеешь выспаться. С некоторыми мужчинами спать всю ночь решительно невозможно. Когда у тебя все хорошо, этого не замечаешь, опьяненная легкостью бытия. Но в горе жизнь давит на тебя, словно тебе на плечи опустился многотонный груз.

Под теплым утренним ветерком мое платье из тонкого, как папиросная бумага, шелка плотно облегало тело. Владелец газетного киоска на площади, который знает меня много лет, сдержанно, чуть ли не стыдливо выразил мне соболезнования. Я была ему благодарна. Люди, не выставляющие свое сочувствие напоказ, всегда вызывали во мне уважение. Впрочем, скрыть сочувствие легко – не то что любовь. От влюбленных словно исходит какой-то особый свет; они существуют в собственной вселенной, в самом ее центре. Любовь, особенно взаимная любовь, наполняет нас силой. Вот почему, когда нам плохо, мы тянемся – по крайней мере, я тянусь – к любви, а за ее неимением (настоящая большая любовь бывает редко, а «маленькая» – и вовсе никакая не любовь) к сексу, этой неравноценной замене любви.

По дороге мне встретился здешний алькальд Жоан. Загорелый, в темно-синих бермудах и безукоризненно выглаженной белой рубашке, он излучал довольство собой и жизнью. Мы с ним знакомы с детства. Когда я написала ему, что ты выразила желание упокоиться на местном кладбище, он отнесся к моему письму с полным пониманием. Ответил, что, конечно, не возражает и все устроит, и добавил, что, пока мы живы, надо жить и надеяться на лучшее. Жить мне было больше незачем и надеяться не на что, но я поблагодарила его за сочувствие и помощь. Мы похоронили тебя в одном из самых красивых на земле мест. В ближайшее время – пока мне всего сорок и я ничем не болею, меня не пугают разговоры о смерти – я постараюсь купить на кладбище нишу по соседству с твоей. Оттуда удобно любоваться рассветом, и даже подниматься ради этого не надо.