И это все, за что я борюсь (СИ)

Тадар настоял на необходимости остричь волосы, и сейчас голова казалась мне гораздо легче, не говоря о том, что расчесать всю эту гриву теперь стало намного проще. Зелье и правда сработало лучшим образом — от моего родного темно-русого цвета не осталось и следа, волосы стали платиновыми и блестящими, и это поражало мое воображение. Ровно как и глаза, которые изменили свой цвет с серо-зеленого на ярко-голубой.

— Тадар, ты волшебник! — Вздохнула я, поворачивая голову из стороны в сторону.

— Ну ведь отец родной теперь не узнает! — Закивала головой Лорента, — Все, как ты и хотела.

— Осталось придумать, как меня теперь зовут. — Я снова сложила руки на коленях, пока Тадар понес зеркало обратно.

— Милит, — Неожиданно позвал наставник, — У меня есть просьба.

— Да? — Даже не зная, чего он попросит, я готова была исполнить это в благодарность за то, что Тадар для меня сделал.

— Назовись Долорес Имберлит. Пусть ее имя услышит еще кто-то. Хоть раз. — Он тут же отвернулся и скрылся за одной из полок.

Лорента переглянулась со мной:

— Кто это?

Странно, но я никогда не думала о том, что Тадар не всегда был затворником. Он был молод, был известным наемником, и… скорее всего, был влюблен.

Я ни разу в жизни не слышала имя этой женщины, и Лорента тоже. Значило ли это, что она давно мертва? Может, не все так печально? В любом случае, у Тадара не сложилось с ней счастья, и я не собиралась лезть к нему в душу с расспросами.

А вот, Лорента, похоже, собиралась:

— Эй, Тадар! — Крикнула она, — Ты б хоть сказал, кто это такая.

Наставник нескоро появился в поле нашего зрения, и я даже начала думать, что он не слышал вопроса наемницы. Но он был так печален, что я удивилась — ни разу не видела Тадара таким. Обычно он умел скрывать свои эмоции, делать вид, что не чувствует ничего, кроме удивления и любопытства.

Он прошел к своему захламленному столу и стал приводить книги в порядок — закрывать их, укладывать в стопки. И за все это время он ни разу не посмотрел нам с Лорентой в глаза. Я даже намекнула женщине жестом, что вопрос был слишком прямым и грубым, и ей следовало бы впредь попридержать язычок.

Хотя попросить Лоренту попридержать язычок, это то же самое, что показать быку красную тряпку. Она обязательно поступит назло.

— Ее оклеветали и забыли. — Внезапно заговорил Тадар, — А она была великой. Милит, прошу, — Он посмотрел на меня с искренней мольбой, — назовись ее именем. Никто кроме тебя не достоин его носить.

— Ну ладно… — Протянула Лорента, — Я-то думала, ты бабу-то никогда и не видел. Беру свои слова обратно.

Я сердито зыркнула на женщину. Иногда она откровенно перегибала палку. И вот сейчас ее слова снова заставили Тадара закрыться в себе. Я положила ладонь на его узкую морщинистую руку:

— Хорошо, Тадар. Я стану Долорес Имберлит. Ради тебя.

Стоило мне выйти на улицу, как вокруг со всех сторон сомкнулись толпы людей, бегающих из стороны в сторону, словно дезориентированных и потерянных. Они все что-то обсуждали, крича и взмахивая руками, где-то недалеко даже завязалась драка, которую никто не спешил разнимать. И среди всего этого шума отчетливо слышались только два слова: «король» и «цареубийца».

Странно, что они даже вспомнили устаревшее слово «царь» ради того, чтобы придумать прозвище Бейву. Не думала, что кличка привяжется к нему так быстро, что теперь имя молодого мага перестало звучать отдельно от нее.

— Принц выйдет к людям. — Прозвучало откуда-то справа, — Скажет нам о Цареубийце.

— Да что о нем говорить? — Ответил кто-то, — Все и так понятно — этот маг безумец.

— Чего ждать теперь?

— Да казнят его, и дело с концом!

Пусть я и без них прекрасно это знала, но услышав о казни Бейва из чужих уст, я похолодела, страх вцепился в мое сердце острыми когтями и не желал отпускать. Я зашагала прочь как можно быстрее, не желая слушать продолжение этого разговора.

Над городом уже несколько дней плавали тяжелые снеговые тучи, но первый снег так и не припорошил землю своим тонким покрывалом. И вот сейчас, когда я только-только натянула на голову капюшон, проходя мимо гвардейцев, с неба посыпались огромные пушистые хлопья, оставаясь на мерзлой земле, скорее всего, на всю зиму.

Я редко бывала в этой части города, в особенности из-за того, что считала ее несколько… непотребной, порочной и даже греховной. В этих высоких домах, жмущихся друг к другу так же плотно, как здешние шлюхи к своим клиентам, продавалось, кажется, все — от человеческих тел до самого счастья. Но мне нужно было нечто другое.

Никогда бы не подумала, что решусь на это. Тем более, что всю свою жизнь я считала это чистой воды шарлатанством и выманиванием денег с доверчивых простофиль. Но я не могла игнорировать тот факт, что я не смогу спасти Бейва, пока не избавлюсь от этого досаждающего неудобства, хотя бы на время.