И гаснет свет

Оля ни о чем подобном не догадывалась, а вот ее спутники знали наверняка. Забавно, что они узнали об истинной профессии Оскара почти одновременно, но из разных источников. Энлэю помог обыск комнаты сбежавшего медбрата, а Джона выяснил эту информацию у Уолтера Монтгомери, который и сливал Оскару скандальные новости.

Чуть позже комнату Оскара опечатали люди Алексеева, и все же Энлэй успел их опередить. Он просмотрел фотографии, сделанные журналистом, уже на своем компьютере, и нашел немало интересного.

– Оскар прибыл в клинику не просто так, он целенаправленно следил за Чарли, – пояснил Энлэй. – Похоже, журналист узнал о том, что Чарли творил в домах престарелых, и захотел хоть как-то его наказать. За счет этого в кадр не раз попадала и сердобольная тетушка, а также ее окружение. Вот этот снимок нам особенно интересен.

Энлэй не преувеличивал: на фотографии было видно, как Обри переговаривалась о чем-то с Антоном Алексеевым. И по виду обоих собеседников можно было догадаться, что они не расписание медсестер обсуждают.

– Знаете, как я вижу ситуацию? – задумался Джона. – Обри прекрасно знала, что представляет собой ее племянник на самом деле – и какие у него проблемы. Она пошла на сделку с Алексеевым, чтобы защитить Чарли. Потому что я знаю Обри неплохо и могу сказать, что ее особо не интересуют ни деньги, ни карьера. А вот племянника она обожает и готова ради него на все.

– Тогда все сводится к Алексееву, – отметила Оля. – Он подкупил Обри, он шантажирует Фразье… Тогда он и должен стоять за убийствами! Может, он связан с фармацевтической компанией?

– Слишком мелко для него. Да и потом, Дерек и Виктор были здоровы – если не принимать во внимание те травмы, которые они лечили в клинике. Я не совсем понял, в чем вы обвиняете фармацевтическую компанию, но не похоже, что лекарство навредило хотя бы одному из погибших.

– Тогда зачем? – растерялась Оля. – Что ему может быть нужно?

– Я думал об этом – и пока не знаю, – развел руками Джона. – Но я хочу просмотреть еще кое-какие документы, их в общем доступе нет, нужно пробираться в архив.

– Мы пойдем с тобой, сейчас опасно оставаться без поддержки…

– Опасно как раз бродить толпой! – возразил хирург. – Если Фразье действительно был в твоей комнате, за нами станут наблюдать особенно внимательно. Мы должны убедить всех, что приняли случившееся с тобой за несчастный случай…

– За самоубийство, – вдруг предложила Оля. Она пока сама не понимала, почему выбрала именно эту версию. Однако подсознание, еще не до конца разобравшееся со всеми воспоминаниями, подсказывало, что поступить следует именно так. – Намекните, что я пыталась покончить с собой.

– Тебя за такое сразу уволят, – покачал головой Джона. – И прямым рейсом направят в дурдом.

– Поэтому я и говорю – намекните! Чтобы это невозможно было использовать против меня, однако у всех осталось впечатление, будто они понимают, что происходит. Дальше будем действовать по ситуации.

Джона на пару секунд задумался и кивнул:

– Договорились. Тогда я свяжусь с вами, если что-то выясню. А вы… врите и будьте осторожны.

– Как будто нам сейчас остается что-то другое, – заметил Энлэй.

Джона и правда не задержался. Оле не хотелось отпускать его, хотя она и не могла сказать, что ее сдерживает какое-то особое дурное предчувствие. Просто теперь, когда разум окончательно прояснился, ее догонял тот страх, который она обязана была испытать при недавнем нападении.

В комнате было тепло, однако она все равно чувствовала холод – словно оказалась в том самом лесу и вот-вот погибнет, как Дерек…

Энлэй, которому она в первые дни знакомства приписывала эмоциональное развитие бревна, мгновенно все заметил. Он не выразил удивления, не стал задавать вопросов. Он просто достал из шкафа плед и передал ей.

– Спасибо, – кивнула она. – Только, пожалуйста, не уходи. От живого тепла иногда больше пользы.

Он кивнул, вернулся на диван, и Оля тут же прижалась к нему. Она понятия не имела, что он думает о ней, и сейчас это было не так уж важно.

– Так почему ты не любишь русских? – спросила она.

– Думаю, тебе лучше отдохнуть.

– Ты серьезно считаешь, что я сейчас засну? Ага, конечно! Я тут, вообще-то, на грани нервного срыва, и мне хочется говорить.

– Поговори о другом.

– Говорить о чем-нибудь значимом, – уточнила она. – Чтобы это было по-настоящему важно, а не просто заполняло воздух звуком!

– Тогда придумай другую тему, потому что я не испытываю никакой нелюбви к русским. Это все сплетни.

– Я тоже сначала подумала, что это сплетни. Но когда я спросила тебя об этом в прошлый раз, ты отреагировал очень… эмоционально. Для тебя это важно! Так почему? Слушай, ты только что видел меня в состоянии вареной картошки, можно сказать, я эмоционально раскрылась по максимуму! Как насчет ответного шага?

– С тобой это произошло против твоей воли.

– Поэтому я и говорю: ты в любом случае раскроешься меньше!

Он промолчал. Оля решила, что он собирается уйти от ответа и теперь. Было немного обидно, но сил уговаривать его не осталось. Она поплотнее закуталась в плед, однако нервная дрожь никак не утихала.