В темноте спальни, неподвижная, она могла сойти и за ту самую юную девушку. Однако пока что в гостиной горел яркий свет, и Александр прекрасно видел, что его маленькая Розита стала возмутительно взрослой женщиной. Его это категорически не устраивало.
– Я не понимаю, о чем речь, – наконец сказал он, не особо пытаясь скрыть, что все прекрасно понимает.
– Неужели? Ну так давайте я напомню вам. Влечение к своей дочери вы почувствовали очень рано, после того, как она перестала быть ребенком, превратилась в подростка, но взрослой еще не была.
– Что вы несете? Это возмутительно!
– Вам хотелось большего, но жена вас сдерживала, – продолжила Оля. – Жена должна была уйти. Ее смерть назвали загадочной: сначала на нее обрушилась непонятная болезнь, а потом аллергическая реакция на препарат в больнице – и смерть. Смерть молодой женщины, в причинах которой никто не разбирался. Вы попросили медиков сделать вид, что все в порядке, и они сделали.
– После смерти жены вы больше не искали спутницу жизни, – продолжила Оля. – Этим восхищались, вас называли эталонным отцом. Все, кроме Розы, пожалуй. Уж она-то знала, как вы ее на самом деле любите, для чего она нужна!
– Мы с Розитой были счастливы, – холодно произнес Фразье. – Я любил ее. Она любила меня.
Если бы он сорвался на крик, стало бы чуть легче. Предсказуемая реакция всегда обнадеживает, позволяет поверить, что ты задел собеседника за живое…
Однако Александр по-прежнему был спокоен… Точнее, спокойным казался. Его ярость напоминала лавину, накапливающуюся на вершине горы. Лавина безопасна, лишь когда она неподвижна. Но стоит ей сорваться – и она убьет любого на своем пути. Оле не хотелось продолжать это. Она бы с удовольствием встала с дивана и ушла… Навсегда покинула это место и этого человека.
Хотя вряд ли он позволит ей уйти просто так. Тогда – да. Теперь уже нет. Партию придется играть до конца, и кто победит – Оля пока не представляла.
– Она не любила, она терпела, – возразила Оля. – Надеялась, что папа одумается, поймет, что делает нечто неправильное, или хотя бы не зайдет дальше. А когда она поняла, что перемены сами собой не наступят, ей пришлось действовать. То, что случилось с Розой, не было несчастным случаем. Она сама изрезала собственное лицо, лишь бы вы оставили ее в покое!
– Это какой-то бред, – покачал головой Фразье. – Кто вас нанял?
– Никто меня не нанимал. Вы мне сами рассказали той ночью, когда были в моей комнате. Роза готова была изуродовать себя, лишь бы вы оставили ее в покое. Это не любовь, она вас ненавидела!
– Ложь! – Александр все-таки не выдержал, сорвался на крик. – Это было временное помутнение! Совсем как у ее матери. Розита любила меня. Ей нравилось все, что мы делали вместе! Когда она изрезала себе лицо, она не понимала, что делала…
– Она хотела уйти. Она не просто изрезала лицо, она сделала это демонстративно, чтобы показать: ее нет смысла преследовать, она уже никогда не будет такой, как прежде. До какого же страдания нужно довести собственную дочь, чтобы она дошла до такого?!
– Она не понимала, что делает!
– Мучать ее, свести с ума – и убить. Она ведь не собиралась обрывать собственную жизнь! Тогда она просто сделала бы это, не уродуя себя. Но она хотела освободиться, а не умереть.
– Она не должна была умереть… – только и сказал Фразье, растерянный, как будто оказавшийся одновременно в этом дне – и в том, который остался в далеком прошлом.
– Но она умерла. Вы толкнули слишком сильно. Она, убегавшая от вас, перелетела через перила. Если бы она упала на пол, она еще могла бы выжить. Но она упала на ту ледяную скульптуру… И все закончилось.
Ирония, горькая и злая, заключалась в том, что Фразье действительно не хотел убивать собственную дочь. Оля думала об этом с тех пор, как вспомнила его слова, а теперь вот убедилась – по взгляду, по мгновенно опустившимся плечам.
Он и правда не считал, что мучает ее. Он приписывал ей те чувства, которые ему выгодны. Он был абсолютно уверен, что Роза всем наслаждается так же, как и он! Ее слова он принимал за кокетство. Ее поступки трактовал так, как ему угодно.
А ей просто хотелось, чтобы все закончилось, любой ценой.
Он любил ее, но это его нисколько не оправдывало. Оля еще никогда не встречала такой жестокой, эгоистичной любви, направленной на одного человека. Если бы после смерти Розы, случайной или нет, он сразу сознался, это дало бы ему хоть какое-то право на прощение.