И гаснет свет

У нее было время, чтобы ко всему подготовиться. Несколько дней пришлось выждать: Александр Фразье был предсказуемо разгневан случившимся. Он часто покидал клинику, чтобы побыстрее сжечь мосты между собой и Алексеевым, которого пресса уже прозвала террористом международного уровня. Это было не совсем верно – но когда это прессу волновала точность деталей? Чем громче скандал, тем лучше он продается.

Оля опасалась, что однажды Фразье и вовсе не вернется в клинику, сразу же отправится к себе домой. И что тогда? Да ничего, пока что у нее не было толковых доказательств случившегося. Оля одновременно хотела, чтобы он уехал, и не хотела. Было так заманчиво сбросить это решение на судьбу, снять с себя ответственность…

Однако судьба определенно предвкушала это шоу и от выбора Олю все-таки не избавила. Когда события немного улеглись, Фразье не только вернулся в клинику, но и пригласил к себе Олю. Вечером. Одну.

Это лишь усилило желание отказаться от приглашения. Если она прямо сейчас вызовет такси и рванет в аэропорт, Фразье не станет ее преследовать! Скорее всего… А ей тогда придется жить с грузом на совести.

И она все-таки решилась. Пока она готовилась, было намного сложнее: страх не отпускал, мешал нормально дышать, заставлял сердце колотиться слишком быстро, так отчаянно… Но когда дошло до дела и Оля обнаружила себя стоящей перед дверью в комнату Фразье, хватка ужаса наконец ослабла. Нельзя сказать, что Оля окончательно успокоилась, однако она точно знала, что справится.

Фразье встречал ее в гостиной, и все выглядело очень мило, безобидно даже. На столике – только чай и кофе, никакого спиртного, ничего двусмысленного. Но ведь если опасность проявляется слишком откровенно, это уже отвратительная ловушка, не так ли? Оле хотелось усмехнуться, однако она сдержалась. Она должна была вести себя так, как он ожидал.

– Я очень рад, что вы не уехали, – заявил Фразье. – Вы великолепный сотрудник, ну и, не скрою, нам сейчас очень важна лояльность соотечественников Алексеева, это важный элемент имиджа клиники.

– Мы с ним не соотечественники, у него давно американский паспорт, – напомнила Оля.

– Ну какое это имеет значение? Никакой паспорт не прикроет русское имя!

– Пожалуй. Так о чем вы хотели поговорить со мной?

– О, ни о чем конкретном, просто хотел узнать, как дела, – мягко улыбнулся Фразье. – Чай, кофе – что предпочитаете? Чувствуйте себя свободно, готов сам вас обслужить! Я уже отпустил своего секретаря, мои сотрудники и так работают сверхурочно в эти дни. Уж что-что, а чай я сам налить сумею!

В памяти снова мелькнула темная комната, размытый мир и тень, оказавшаяся так близко… От этих воспоминаний хотелось отстраниться, запереть их подальше, в клетку, на семь замков – а она не могла. Потому что именно возвращение этих воспоминаний было последним оружием, которое у нее осталось.

– Чай, благодарю, – кивнула она. – Так как дела у клиники? Надеюсь, скандал ей не слишком навредит?

– Мы справимся. Да, это неприятно, все вместе – и поступок Антона, и смерти, и расследование того журналиста… Поверить не могу, что Обри пошла на такое!

Он очень убедительно делал вид, что даже не догадывался о поступках медсестры, о том, на что она готова пойти ради защиты племянника. Как будто он узнал об этом одновременно со всеми! Да и Обри до сих пор не сказала о нем ни слова… Интересно, как он этого добился? Подкупом или запугиванием? Не то чтобы способ имеет такое уж большое значение…

– Да, было бы обидно, если бы закрыли клинику, которую вы посвятили памяти своей дочери!

Фразье все-таки расплескал чай мимо чашки. Но он быстро бросил на пролившуюся жидкость салфетку, а Оля сделала вид, что ничего не заметила.

– Да, это одна из причин, по которым клиника должна существовать. Но не единственная. Я бы, если честно, не хотел сейчас говорить про мою Розиту…

– Разве? Разве вы не для этого меня пригласили? Вы же никогда не скрывали, что я на нее похожа.

– Да, мне приятно вас видеть, – согласился Фразье. – Но я прекрасно помню, что вы – другой человек.

– Правда? Тогда за что же вы извинялись передо мной той ночью?

Она не вспомнила все происходящее, слишком сильным оказалось действие наркотика. Лицо Фразье она даже не разглядела. А вот его голос прекрасно запомнила – и прикосновения… Пожалуй, страх и отвращение, которые она испытывала в тот миг, были настолько сильны, что смогли пробиться даже через дурман.

Память сохранила лишь отдельные фразы, произнесенные горячим шепотом. Не все. Но и того, что Оля помнила, было достаточно.

Ты не представляешь, как мне жаль, моя маленькая… Но я так рад, что мы снова вместе.

Сами по себе эти фразы не могли рассказать всю историю. Однако Оля еще раз перечитала статьи о гибели Розы Фразье в газетах, посмотрела, что писали в социальных сетях друзья девушки, и картина сложилась.

Александр замер, глядя на гостью с недоверием, даже с возмущением. Но возмущался он не тому, что она сказала, а тому, что отказывалась быть Розой.