...И грянул гром

Видимо сделав для себя лично какие-то выводы, в разговор вмешался Замятин:

— Я вижу, что вы заинтересованы в вашем клиенте не менее нашего, и я был бы рад, если бы мы сообща сумели не только вытащить его из этого дерьма, но и завершить всю операцию. Короче говоря, хотел бы предложить вам следующее…

После довольно неприятного, почти коммунально-скандального выяснения отношений с женой, которые вылились в уже привычные претензии, «что я лучшие годы тебе отдала, да и замуж выходила не за офицера-неудачника, превратившегося в никому не понятного детектива-охранника, а за молодого лейтенанта, мечтавшего стать генералом», последнюю ночь в Москве Голованов провел у Марины. Чудецкая не знала, на какой пуфик его усадить, когда он сообщил ей, что ее Дима жив и здоров, однако в силу своей непутевости, а также каких-то дополнительных обстоятельств, которые еще предстоит выяснить, пребывает сейчас в другом городе, и он, Голованов, завтра утром вылетает туда. Вылетает со своим товарищем, который должен будет его подстраховать.

— Так, может быть, и я… с вами? — робко попросила Марина. — Все-таки мать.

Однако, после того как он серьезно посмотрел на нее, разговоров на эту тему более не заводила.

Чувствуя его внутреннюю силу, на которую хотелось бы опереться любой женщине, а также его явное превосходство в знании того, что называется жизнью, она готова была полностью доверить ему судьбу своего сына, и это не могло не накладывать на Голованова еще большие обязательства.

«Господи, — размышлял он, лежа на широченной постели и уставившись неподвижным взглядом в темный еще в этот предутренний час потолок, — отчего в этой жизни все через задницу? Жена с восьмилетним образованием и незаконченным медицинским училищем едва ли не с дерьмом тебя сравнивает, уверовав в то, что ты полный неудачник по жизни, а довольно образованная, интеллигентная женщина, которую уже лет десять как бросил муж и которая всего в этой жизни добилась самостоятельно, а добилась она немалого, сумела разглядеть в нем нечто такое, что заставляет и его самого по-новому смотреть на себя. И почему не наоборот? Ведь когда они познакомились с нынешней женой, а было это чуть ли не двадцать лет назад, она вроде бы тоже любила его, а на деле ничего не вышло…»

Неудачник… дерьмо и пьяница, хотя он никогда не злоупотреблял этим зельем да и не мог злоупотреблять… отставник, ничего не добившийся в жизни…

Эти эпитеты все чаще срывались с уст жены, и она уже не стеснялась в выражениях даже при дочери, хотя той было откровенно жаль отца.

«А может, — тяжело вздохнув, размышлял Голованов, — все хорошее, как и хорошая живопись, видится на расстоянии, а все плохое и наносное — в упор?»

Покосившись на мирно посапывающую Марину, Голованов прикрыл легким одеяльцем матово-бледную в лунном свете обнажившуюся ее грудь и осторожно, чтобы не нарушить умиротворенный предутренний сон, легко соскользнул с кровати и босиком прошлепал на кухню.

Наполнил водой чайник, достал из шкафчика заварку и тяжело опустился на край мягкого уголка, продолжая думать о своем дальнейшем житье-бытье.

Еще днем, в телефонном разговоре с Мариной, когда он сказал ей, что перед отлетом в Красно-холмск ему надо хотя бы на часок-другой заехать к себе домой, она восприняла это с откровенной ревностью. Почему? Неужели уже дошло до этого?..

По легенде, разработанной в ведомстве Замятина, Голованов, прекрасно владевший немецким языком, превращался в немецкого предпринимателя российского происхождения, которого сопровождал в поездке по России телохранитель Агеев. Однако все документы, включая и липовую ксиву, можно было получить только в день отлета, и в два часа пополудни, как и было оговорено, Голованов с Агеевым переступили порог уже знакомого кабинета. Поднявшийся навстречу полковник с нескрываемым интересом осмотрел прикид уже немолоденьких детективов «Глории» и прицокнул языком, явно довольный увиденным. «Господин Голованофф» со своим «телохранителем» вводились в завершающую стадию разработанной в Москве операции, и от того, насколько правдоподобно они сыграют свои роли, зависело очень многое.

— Прошу, господа, — хмыкнул Замятин и тут же распорядился насчет кофе. — Чаю не предлагаю, — извинился он. — Крепенького «купчишку» немцы не пьют, а ополоски гостям предлагать не в моих правилах.

Предприниматель с телохранителем по достоинству оценили заботу полковника наркополиции.

Пока секретарша готовила кофе, Замятин выложил на стол два конверта с документами и в знак внимания поднял руку:

— Ну что касается вашей ксивы, то с ней вы и в дороге можете ознакомиться, а сейчас главное.

Он задумчиво потер кончиками пальцев переносицу, словно решая сам для себя, что же на самом деле является главным, а что второстепенным в разработке московско-краснохолмской операции, и тяжело вздохнул.