...И грянул гром

За годы командировок в горячие точки, когда работать приходилось более чем в экстремальных условиях, у него выработалось то самое чувство, которое предупреждало его о приближающейся опасности, которое его никогда не подводило и которое иные профессионалы называют шестым. Он бы и сам не смог определить точно, в чем конкретно все это выражается, однако знал: тренькнул звонок в голове, засосало в груди — немедленно группируйся и готовься к чему-то нехорошему. К этому ощущению постоянно вибрирующего «звонка» моментально подключались его мозги, и начинался расклад карт как в королевском пасьянсе. Порой даже помимо его собственной воли.

Впрочем, он уже догадывался, какую «неприятность» может принести убийство Бая. И его злило откровенно примитивное непонимание Сергачевым той угрозы, которую несла в себе эта мок-руха.

Он поднялся, достал из холодильника охлажденную бутылку минеральной воды, сковырнул пробку с горлышка и, когда почувствовал, как холодная, исходящая пузырьками вода осаживает в груди неизвестно с чего бы вдруг появившееся чувство неприязни к Сергачеву, уже более спокойно разложил по полочкам события прошедших суток. И сам же себя обругал, что «накручивает спираль» на голом месте.

— Идиот! Мазохист!

В тишине номера люкс это самобичевание показалось более чем смешным, и он покосился на дверь комнаты, в которой почивал менее впечатлительный Агеев.

— И с чего, спрашивается, завелся? — негромко пробурчал Голованов и покосился глазом на лежавший на журнальном столике мобильник. Он уже догадывался, с чего бы это он завелся, однако сам себе боялся в этом признаться.

Считай, уже двое суток, как расстался с Мариной, и уже снова хотел ее видеть. Он догадывался, что это у него не просто желание понравившейся ему женщины, здесь уже нечто большее, может быть, даже то самое, что у него так и не сложилось с женой, и теперь он боялся, что может потерять ее.

Случись вдруг что-нибудь с ее Димкой, и Марина этого ему не простит. Наверное, не простит.

Он посмотрел на часы. В Москве еще было вполне приемлемое для телефонных звонков время, и он потянулся за мобильником. Знал, вернее, догадывался, что Марина ждет от него звонка в любой час дня и ночи.

Отозвалась она сразу же, и по тому, как она произнесла его имя, Голованов вдруг окончательно осознал, что уже не сможет уйти от этой женщины.

— Ты почему так долго не звонил? Ты же знаешь, я…

— Задергался, — признался он.

— А Димка?.. — на выдохе спросила она. — Ты… ты что-нибудь узнал?

И замолчала, видимо со страхом ожидая ответа.

— С ним все нормально, — успокоил Голованов Марину. — Даже…

— Сева, ты… ты меня не обманываешь? — с дрожью в голосе спросила Марина, готовая разрыдаться.

— Глупышка! — как можно мягче произнес он. — Подобными вещами не шутят.

Он замолчал было, ощутив в груди давно забытое чувство ревности, однако тут же заставил себя взбодриться.

— Но и это еще не все. Должен доложить тебе, что я уже успел с ним познакомиться, и… и он сейчас спит в номере напротив.

В мобильнике зависла длительная пауза, и Голованов уж было хотел напомнить о себе, любимом, как вдруг послышался приглушенный всхлип:

— Сева… милый… ты… ты не обманываешь меня?

— Зачем? — удивился он.

— Ну… — И тут же: — А почему же он тогда за все это время не позвонил мне ни разу?

— А вот это ты уже у него самого спросишь, когда он домой вернется, — прокомментировал Голованов. — А заодно спросишь…

— А когда… когда вы обратно… в Москву?

— Пока что точно сказать не могу, но думаю… в ближайшее время.

— А почему не сейчас?

— Да как тебе сказать, — замялся Голованов, — можно было бы, конечно, и прямо сейчас, однако все это не только от одного меня зависит.

В мобильнике повисла напряженная, тяжелая пауза.

— Он что… Дима… настолько серьезно во что-то влип?

Голованов обреченно вздохнул:

— Пока что ничего конкретного тебе сказать не могу, но одно обещаю точно — скоро вернемся. Буквально днями.

— Я жду, — как-то очень тихо произнесла Марина. — Обоих жду. И целую.

— И я тебя целую. Голованов положил на журнальный столик включенный мобильник, тяжело поднялся из кресла и прошел к бару. Его голову и сердце раздирали противоречивые чувства, и он понимал, если не выпьет пару рюмок коньяку, ему не уснуть.

Не очень-то спалось в эту ночь и Сергачеву. Но если Голованова терзали мысли относительно сына Марины Чудецкой, то капитан сделал охотничью стойку на заказное убийство резидента азербайджанской наркоторговли в Краснохолмском регионе. Он уже практически не сомневался, что двойное убийство в Москве и мокруха в Краснохолмске — проплаченный заказ Похмелкина-младшего, и теперь просчитывал все возможные варианты этих трех убийств, чтобы не допустить возможной ошибки и тем самым не увести следствие в сторону. И смущал его один-единственный нюанс…

Почему во всех трех убийствах Ник воспользовался услугами одного киллера, а не двух или даже трех профессиональных мокрушников? Ведь он же не полный отстой и должен был осознавать, что это значительно упростит задачу следствия!

Впрочем, и на эти вопросы были свои ответы.