И я там был

Посещал эти места и Павел Александрович Марков — театровед, профессор ГИТИСа. Замечательный оратор и остроумный рассказчик. Этот человек много знал, много сделал для театра. Общеизвестна его выдающаяся роль в строительстве такого серьезного театрального организма, как МХАТ. И меня всегда поражала удивительная округлость его речи, речи образованного интеллигентного человека, само построение фразы поражало. Павел Александрович любил всякого рода розыгрыши и сам непременно участвовал во многих из них. Он часто подряжался поднести мой чемодан за бутылку. Конечно, и ему, и мне не столько была нужна бутылка, сколько развлекал сам процесс игры.

Однажды получилось, что мой отпуск сместился на более позднее время, и моя жена Нина должна была вернуться в Москву на работу, а я между тем оставался еще на отдыхе в Рузе. И назрел насущный вопрос — кто займет освободившееся место. А я, надо сказать, терпеть не могу чьего-либо храпа. Поэтому следовало найти соседа, который не мешал бы мне спать.

И вдруг приезжает в Рузу замечательный интеллигентный человек Владимир Борисович Герцег, диктор радио. Он был выпивоха, общительный и чрезвычайно симпатичный человек. Я сразу огорошил его вопросом: «Володя, ты храпишь?» Он отвечает: «Нет». И каждый день, по мере приближения отъезда Нины, я спрашивал у Герцега: «Володя, а если честно, храпишь? Вот сегодня ты храпел? Может, ты не замечаешь за собой этого. Давай позвоним твоей жене». Доконал я его, настолько меня это беспокоило. Звоним его жене. Она говорит: «Нет, не храпит».

Нина уехала. И Герцег переселился ко мне в номер. Я удостоверился в его «невинности» по части храпа, был спокоен и спал безмятежно, понимая, что мой сон никто не нарушит.

Наутро просыпаюсь, открываю глаза — напротив меня сидит Герцег, злой, бледный, с подушкой на коленях. Я обращаюсь к нему с немым вопросом, что, мол, случилось? А он: «Володька, сволочь, ты же сам так храпишь!»

Ну, раз уж я затронул тему храпа, приведу еще один случай, тоже в Рузе было. Как-то приезжаю отдыхать, а мне говорят: «Извините, Владимир Абрамович, отдельную комнату пока дать не можем. Освободится только через два дня. А пока мы вас подселим, вдвоем поживете». Я очень огорчился и решил, что эти два дня для меня пропащие. Вышел под вечер погулять по рузовскому «проспекту». И все высматриваю, кто же будет моим соседом. Возвращаюсь в номер, а тут и сосед появляется, незнакомый мне пожилой мужчина. У меня в голове одно свербит: «Ну, ты сейчас дашь храпака!» Он разделся, лег. Я был с ним строг с самого начала. Думаю, церемониться не стану, только захрапит — сразу разбужу! Как водится у интеллигентных людей, мы почитали на сон грядущий. Он говорит: «Ну, что, будем спать?» — «Да, — говорю, — будем спать». Погасили свет. И я до утра глаз не сомкнул — все ждал, когда он захрапит, чтобы его остановить. А он, неблагодарный, так и не захрапел!

В Рузе мы отдыхали каждый год в течение лет десяти. Потом перекочевали в Костромскую область, в Щелыково, бывшее имение А. Н. Островского. Сам Дом Островского к нашему приезду стал мемориальным музеем. А жили мы в близлежащих постройках. Был так называемый «Голубой дом», который заселялся покомнатно. Было еще какое-то строение, почему-то называвшееся по-французски — «шале», что означает — домик, дачка. Был лесной дом, и были, наконец, «собачники» — так их и называли — строительные домики с удобствами во дворе.

При всем при том в Щелыково собиралась избранная публика: Володя Васильев и Катя Максимова, Никита Подгорный с женой, ленинградский режиссер Александр Белинский, Андрей Вермель с семьей, Шлезингеры, Яковлевы, семейство Садовских и большое количество интеллигенции, не имеющей прямого отношения к искусству. Но все это были люди глубоко причастные к искусству по своему внутреннему строю. Вне зависимости от рода занятий их объединяла удивительная природа этих мест. И потому Щелыково считалось не просто домом отдыха, это было образом жизни!

В Щелыково царил дух дружества и бесшабашного веселья. Там мы отдыхали напропалую, «отрывались», выражаясь на современном сленге. Пров Садовский устраивал всевозможные состязания для детей — велосипедные и прочие игры. Я помню одно такое состязание, правда, совсем не детское, когда Евгений Весник и Никита Подгорный отправлялись на велосипедах на рыбную ловлю. Они собирались довольно долго, складывали, упаковывали, увязывали. Наконец, тронулись, и вдруг Никита Подгорный в панике кричит Веснику: «Стоп!» Пауза. «А стакан ты взял?»