И исходит дьявол

— Да-да. Знание и Власть. Быстрее, Мизка! Еще быстрее! Мы можем опоздать.

Все недавние сомнения отошли на задний план, а потом и совсем рассеялись, и ноги сами несли вперед по густой жесткой траве, как будто это была гладкая и ровная дорога. В мозгу засела одна только мысль — успеть на Шабаш.

— Вот и молодец. Вот и умница. Правильно заговорила, — сладчайшим голоском напевала горбатая ведьма. — Бояться не надо, ночь длинна. Мы прибудем на место как раз вовремя, ты увидишь, как появится наш Хозяин.

Тело Танифь неестественно напряглось, золотистые волосы свисали вниз с запрокинутой назад головы, глаза были широко раскрыты. Уголки рта напряженно подрагивали под неугомонный, настойчивый лепет старухи.

Они перешли через дорогу. И хотя Танифь почти ничего не видела и не слышала, она знала, что Мизка рядом, а ее мышцы тем временем наливались какой-то свежей энергией. Усталости как не бывало. Снова вступив на влажную землю, девушка ощутила ногой мягкое и пушистое прикосновение. Она посмотрела вниз и увидела горящие желтым светом глаза огромного кота.

Танифь вздрогнула, но сгорбленная спутница тут же ее успокоила:

— Это же Небирос, милая. Помнишь, как ты с ним играла в детстве? Он тоже очень рад тебя видеть.

Танифь нагнулась и почесала у кота за ухом. В ответ послышалось признательное мурлыканье. Но нужно было спешить.

Ноги неумолимо двигались вперед, то по травянистым кочкам, то вверх по невысоким пригоркам, то снова выносили их вниз на пустынные пространства, не нарушаемые ни деревом, ни домом. Только вперед — к тому тайному месту, где сатани-сты, должно быть, уже собрались и начинают веселиться. Старая Мизка шла от девушки с левой стороны, как вдруг почему-то резко остановилась и костлявыми пальцами еще сильнее стиснула ее руку.

— А сейчас, родная, закрой глаза, — прошипела она дурным шепотом, — закрой как следует. Этого ты не должна видеть. Я поведу тебя.

Танифь механически исполнила приказание и, продолжая уверенно ступать перед собой, шла, несмотря на то, что ничего не видела. Тем не менее в ее душе появилось чувство, что рядом присутствует кто-то третий, и этот невидимый третий шел теперь от нее по правую руку. До ее слуха донесся негромкий, но отчетливый и ясный, как звон колокольчиков, голос.

— Танифь, дорогая моя. Посмотри на меня, я тебя умоляю.

Затуманивающее покрывало при этих словах, произнесенных горячо и трепетно любимым голосом, моментально спало с ее мысленного взора, и она открыла глаза. Справа стояла одетая во все белое фигура матери. Именно такой она видела ее в последний раз, перед каким-то очередным званым ужином, где и случился смертельный сердечный приступ. На шее у матери висело жемчужное ожерелье, а на лбу красовался украшенный бриллиантами обруч. От ее светлой фигуры исходило, отодвигая окружающую темноту, странное магическое сияние, прозрачное и чистое, как искусно ограненный кристалл.

— Моя единственная, — материнский голос звенел ласково и успокаивающе. — Мой каприз развить в тебе ясновидение привел тебя к краю пропасти. Но еще есть время отступить.

Заклинаю, дитя мое, ради всего святого — вернись назад.

Несмотря на толкающую вперед, схватившую ее чуть повыше локтя клешню старухи, Танифь в первый раз споткнулась, вывернулась из ее цепкой лапы и замерла. Некое внутреннее озарение ослепило ее мозг, и она поняла, что старая Мизка — это вовсе не живое человеческое существо, а Ангел Тьмы, посланный указать дорогу на Шабаш. А мать явилась в последний момент из загробного мира в качестве Ангела Света, пытаясь вернуть заблудшую дочь обратно под защиту и покровительство святого учения.

Мизка стояла слева и причитала не умолкая. Она так и норовила, все сильнее и энергичнее, сдвинуть девушку с места и повести в прежнем направлении. Речь ее то и дело перемежалась словами «власть», «венец жизни», «овладение всеми тайнами», и в конце концов Танифь несколько раз шагнула вперед. Но тут в ее ушах снова отчетливо зазвенел спокойный призывающий голос матери:

— Танифь, дорогая моя! Опасность слишком велика, именно поэтому мне и позволено показаться тебе. Но время мое истекает, меня уже зовут. Заклинаю тебя нашей взаимной любовью — не делай этого. В жизни есть лучшие вещи. Поверь мне, пока не поздно, иначе тебя затянет на самое дно и мы больше никогда не увидимся. — Вдруг голос ее изменился, и холодным приказывающим тоном она сказала: — Назад, Мизка! Назад — туда, откуда пришла. Повелеваю тебе — именем Исиды, матери Хора, именем Кван-Йин, матери Хау-Ки и именем Марии, матери господа нашего Иисуса Христа, — убирайся прочь!