I измерение

Быстро распечатав конверт, Ольга достала письмо и стала читать: «Привет, Оля. Ты, однако, нас своими письмами не радуешь. Я все хожу к дяде Диме, спрашиваю, не пришло ли им письмо. И он, в конце концов ,рассердился на меня, накричал. Он ведь тоже ждет, я понимаю. Поэтому ничуть не обиделась. Решила тебе первой написать. Тем более, что адрес мне теперь известен. Спасибо Наталья. Ей позвонила как-то с сельсовета, спросила как ты. Она дала мне твой адрес. Передавай ей привет от меня. У нас в деревне неспокойно. После твоего отъезда Лешка куда-то делся, да так до сих пор нигде и не видать. Шурка Сковородникова, ой, теперь уж Емельянова, по-прежнему работает секретарем у нашего председателя. Очень любит ездить на всякие заседания в Светлоярск. И даже на пару недель, по какому-то там приглашению, ездила в Красноярск. А мы, простые смертные, трудимся, как пчелки. Я теперь бригадир. Стараюсь держаться на высоте. Только вот иногда взгрустнется, да так взгрустнется, что моченьки нет. И пойду бродить по нашим нахоженным с детства тропинкам.

А Мишка-то, а Мишка-то наш Мейдзи! Он теперь заместитель председателя. Ходит по хутору весь такой доброжелательный, с каждой бабулькой за ручку здоровкается, жизнью каждой интересуется. Что-то в блокнот записывает. Его сначала наши девчонки насмешками было, а потом смотрим: он и взаправду помогает. «Вот, – говорит старик Шапошников,– дровишек б, а то, как в гражданскую в болотах воевали, так ревматизм мучает меня». Через два дня гляжу – подвода с дровами на двор к Шапошникову завернула. «Ну, – думаю, – дела». И все-таки кажется мне, что это неспроста. Что делается это не от доброты сердечной, а с каким-то умыслом. Ладно, черт с ним, с этим Мейдзи. Зато Людка Сковородникова, ой, опять, теперь уж Мейдзи, так вот, она беременна. Представляешь?! От этого рыжего чудовища родить еще каких-то… Михайловичей! Ужас!

Димка Емельянов. Ну, это особая статья. И знаешь, Оля, ты большая, круглая, прям набитая дура! Неужели его тебе ни чуточку не жалко? Это раз. Неужели ты не была бы вместе с ним счастлива? Это два. Даже если ты сама несчастна, то это подвиг сделать счастливым другого человека. Это три. Он любит тебя, всегда любил и всегда будет любить тебя, чтобы ты не сделала и как бы ты не издевалась над ним, показывая, какая ты плохая. Это четыре и пять: ты надутый павлин вместе со своей идиотской гордостью! И не стоишь ломаного гроша! А Димка – это человек, которому ты навсегда испортила жизнь. Ему больше никто не нужен, вот в чем беда. После твоего отъезда мы с ним сдружились. Мне его очень жаль, правда, по-человечески жаль. А Шурка от него беременна, а, может быть, и не от него. Может быть, от Лешеньки от твоего любимого, а, может быть, от какого-нибудь идиота Светлоярского.

Но и мне последнее время не до них до всех. У нас тут к началу учебного года приехали новые учителя. И знаешь кто? Известная Валька Сковородникова со своим московским мужем. У нас бабы судачат, что его родители не выдержали ненормальную невестку и выставили обоих вон. В общем, темный лес. Им выдали домик на обрыве, в котором раньше Любашка жила. Они, конечно, недовольны. Ну да ничего, построятся. Валька своих сестер младшеньких потрясет. Они ж теперь не последние люди в деревне: Людка жена зам председателя, Шурка жена главбуха. А Валька лишь рядовой школьный учитель. Вот тебе и учеба в Москве. Муж у Вальки отвратительный типчик. Даже не знаю, как его бесцветную личность описать. Приедешь, сама посмотришь.

Ты мне напиши обязательно, Оль, или, знаешь, лучше приезжай обратно.

Кстати, помнишь нашу поездку в Севастополь на свадьбу Таньки Бальцерек. Помнишь, Лешка Дегтярев искал тогда своего младшего брата Петьку. А потом мы его встретили у Таньки дома. Он тогда старуху, как ее там, Елизавету Михайловну и Монику ездил встречать на морской вокзал. А потом показывал мне Севастополь. Так вот, этот Петька недавно приехал в деревню и, по-моему, собирается остаться надолго.

Тетя Глаша, наш великий доктор, в больницу попала. Дунька работает, Лешка в бегах. Вот и ухаживает Петька теперь за своей матерью. Мы с ним познакомились поближе. Мне кажется, что все наши деревенские ребята ему в подметки не годятся. Он лучший! Да, смейся – смейся, а я влюбилась и знаешь, катастрофой это не считаю. Кажется, я ему тоже нравлюсь. Но мне даже страшно думать об этом.

Вот такие дела у нас. Ну все, пока. А то я что-то разболталась».

Некоторое время все молчали. Потом Ольга спросила, обращаясь к Татьяне:

– Слушай, а эта старуха Елизавета Михайловна еще жива?

– Да она всех нас переживет, – махнул рукой подруга.

– Она мне что-то хотела сказать, если … – Ольга не договорила, смолкла. – Она все в том же доме живет?

– Нет, – Танька о чем-то задумалась.

В комнате вновь наступила тишина. И вдруг Любаша тихо-тихо запела:

Непроглядно темна, бесконечна – тайга ты сибирская!

Средь долин и средь гор заняла ты простор – богатырская!

По горам, по хребтам, По глубоким падям Ты раскинулась!

Над широкой рекой Ты зелёной стеной понадвинулась

Вступили подруги: