И каждый вооружен

Я ехал быстро, сосредоточив все внимание на дороге передо мной и на руле в моих руках. Мне не хотелось ни о чем думать, но мысли не оставляли меня в покое. Поездка не заняла много времени, и скоро я оказался на месте.

Я припарковался, заглушил мотор, вылез из машины и постоял несколько секунд, глядя на беленький домик. Казалось, ничего не изменилось после моего предыдущего визита. Как и раньше, внутри горел свет, но прибавилось листьев на бетонной дорожке, по которой я направился к дому.

Я припомнил, как исказилось лицо Китти, когда она разговаривала по телефону, какая ярость вспыхнула в ее глазах, когда она метнула в меня вазу, и как дрожали ее хрупкие плечи, когда я привез ее домой. Но больше всего я думал о ее голосе, напоминавшем мяту, и о ее смехе, пенящемся, как шампанское. И меня охватило неприятное предчувствие.

Но я хотел убедиться. Дверь была не заперта, я открыл ее, вошел, и первое, что я увидел, был пистолет. Он лежал на ковре в нескольких сантиметрах от правой руки Китти. Одетая в яркую пижаму, она лежала левым боком на подушках на диване у противоположной стены. Ее голова свесилась, короткие темные волосы были слегка взлохмачены, и в ее правом виске виднелась совсем маленькая дырочка. Миниатюрный пистолет 22-го калибра лежал под ее рукой, там, куда он должен был бы упасть после того, как она выстрелила в себя.

Но, очевидно, она этого не делала.

Я подошел к дивану, посмотрел на нее и мягко произнес:

- Мне чертовски жаль, Китти. Ты стоила больше, чем десять таких, как она.

Слова, пустые слова.

На ее коленях лежала фотография Марти Сэйдера в рамке. На ней было написано: "Моей дорогой Китти". На полу лежало и письмо, но я не стал его читать. Налицо были все улики, но доверия они не вызывали.

Я вышел из дома, тихо притворил дверь, сел в машину и поехал в сторону каньона Николса на встречу с миссис Вивиан Сэйдер, которая слишком долго упражнялась со своим маленьким пистолетом 22-го калибра.

Я подъехал прямо к крыльцу. Я кипел всю дорогу, горел желанием посмотреть в ее лошадиное лицо и надеялся застать ее дома. Если бы и у нее оказалась дырка в голове, я бы спятил окончательно и пополз бы в ближайшую психушку.

Я вылез из машины и потрусил к двери, заметив, что внутри горит свет. Я хотел постучать, но не успел этого сделать - дверь открылась. В ее голове не было дырки, зато она могла вполне появиться в моей. Вернее, я мог остаться вообще без головы.

На меня смотрело чудовищное дуло той смертельной машинки, которую я видел раньше - всего лишь вчера - за этим домом, где миссис Сэйдер расстреливала портрет Трумэна, прикрепленный к кипам сена.

Сейчас она была в правой руке миссис Сэйдер и казалась великоватой для ее руки, но ее палец твердо лежал на спусковом крючке.

- Заходите, мистер Скотт, - произнесла она ровным, бесстрастным голосом. На шее у нее были бусы, и она непрерывно перебирала их левой рукой.

Ее мрачный голос вызвал у меня дрожь. Неожиданно, кроме бус и пушки в ее руке, я увидел безумие в ее глазах.

- Заходите, мистер Скотт, - повторила она, шевельнула своей пушкой и посторонилась, пропуская меня.

За последний день столько стволов уже целилось в меня, что я начал к этому привыкать. Ее ствол был крупнее, только и всего.

- Хотел бы я, чтобы вы были на ее месте, - проронил я.

Она печально улыбнулась и ответила:

- Они себя дурно вели.

Как и раньше, она смотрела сквозь мои глазные яблоки так, словно видела нечто неприятное на задней стенке моего черепа. Я знал, что там оно таки было после того, как Одинокий поработал над моим затылком.

Она прошипела:

- Грешники! Она заслужила смерти, так же как и он.

- Неужели вы надеетесь отвертеться от ответственности?

Я неотрывно следил за ней, подстерегая шанс застать ее врасплох и, может быть, сломать ей шею.

Она спокойно ответила:

- Я поступила правильно. Абсолютно правильно. Я рассмеялся ей в лицо:

- Но вы постарались выдать второе убийство за самоубийство. Как вы заманили Марти в "Подвал"?

- Я убедила его, что это было жизненно важно. Это действительно оказалось жизненно важным для Марти. В самом деле, не имело значения как, главное - она сумела заманить его.

- А как вы поступили с малышкой? Вы вытащили ее из постели, усадили на диван и прострелили ей голову? И приготовили потом все эти липовые улики?

Взгляд ее вытаращенных глаз пугал. Она ничего не говорила, она начала напевать. Напевать! Ну чем не вечеринка?

Кровь вскипела в моих жилах.

- Если я доберусь до тебя, я с тобой разделаюсь. Я и сам не знал, намеревался ли я сделать это на самом деле. И мне не следовало говорить это, но в этот момент я ее ненавидел. Наконец я разобрал, что она напевает, какой-то псалом. Не имело никакого значения, что я сказал, не думаю, что она меня услышала.

- Идем, - сказала она.

- Что?

- Идем, - показала она рукой на заднюю часть здания. Но не той, в которой она держала свою пушку, а другой. Она не была настолько безумна.