И корабли штурмовали Берлин

Училище имело отлично оборудованные кабинеты, превосходных преподавателей. Большинство их еще составляли бывшие офицеры и адмиралы старого флота. С нашим братом им бывало подчас нелегко — давали о себе знать слабины в общеобразовательной подготовке. Но наши учителя были преданы флоту, морскому делу поистине беззаветно, они не жалели сил, чтобы вырастить умелых командиров.

Из многообразной боевой техники мне особенно полюбились корабельные орудия. Первый толчок к этому дали занятия по материальной части артиллерии у Бориса Францевича Винтера — он вел свой курс так, словно посвящал нас в сокровенные тайны морского боя. Имя Винтера произносилось в училище с большим уважением. Все знали, что в октябрьские дни 1917 года он, будучи артиллерийским офицером «Авроры», лично обезвредил «адскую машину», заложенную врагами революции. Взрыватель, уже извлеченный из машины, сработал у Бориса Францевича в руках, и он лишился трех пальцев.

Старый балтийский штурман Михаил Михайлович Безпятов читал нам мореходную астрономию. Высокий, немного сутулящийся, с длинной и узкой седой бородой, он был крайне требователен, скуп на высокие оценки, однако прочных знаний добивался отнюдь не только этим.

Очень любили мы преподавателя морской практики Никиту Дементьевича Харина. Он был похож на колоритного старинного боцмана, казался ожившим персонажем из романов Стивенсона — плотный, коренастый, но удивительно подвижный, с широким красным лицом и маленькой золотой серьгой в левом ухе. Харин оглушал нас командами, подаваемыми громовым басом, с напускной грозностью обрушивался на нерасторопных: «Тысяча нарядов вне очереди!», «Год без берега!». А человеком был добрейшим, душевным. И как чудесно пахло в его учебном кабинете просмоленными канатами! С каким азартом состязались мы здесь в вязании сложных морских узлов!

Нас всесторонне готовили к встрече с кораблями, с морем. Но первая летняя практика на балтийских линкорах все равно далась нелегко. Несколько человек, не выдержавшие напряжения корабельных вахт и работ, тревог, угольных погрузок, были даже отчислены по физической непригодности.

И в последующие годы курсанты много плавали — до трех месяцев в кампанию. В то время учебным кораблем, приписанным к нашему училищу, была «Аврора». И мне посчастливилось на одной из летних практик выполнять обязанности первого снарядного в расчете ее носового орудия — того самого, из которого грянул исторический выстрел по Зимнему дворцу.

Вспомнишь это — и вновь ощущаешь пережитую тогда юношескую восторженность. И возникает другое волнующее воспоминание. Смольный, гулкие сводчатые коридоры, слышавшие шаги Ленина… Нам, старшекурсникам, доверено нести здесь караульную службу. И вот я охраняю кабинет Сергея Мироновича Кирова.

Невысокий, крепкий, в полувоенной гимнастерке, перетянутой широким ремнем, Киров энергичной походкой приближается по коридору. На ходу он поворачивается к часовому, приветливо говорит:

— Здравствуйте, товарищ!

А я, переполненный счастливой гордостью, откидываю винтовку «на караул по-ефрейторски»..!

К осени 1928 года наш курс стал старшим в училище, но оказалось — еще не выпускным: программы были расширены, обучение стало четырехлетним. И один год прошел без выпуска. Однако выпуск, перенесенный на 1930 год, потом понадобилось произвести ускоренно — не осенью, как было тогда заведено, а весной: возрожденный флот остро нуждался в командирском пополнении.

По училищной традиции место каждого выпускника в списке определяли суммированные показатели его успеваемости. Десять первых получали право выбирать флот или флотилию, где начнут службу. Моя фамилия стояла в списке восьмой, и я выбрал Дальневосточную военную флотилию. Так называлась в то время Амурская.

Почему мне захотелось служить именно на ней? Манил уже сам Дальний Восток — неведомый край, лежащий за тысячи километров. А флотилия прославилась в недавних боях — в дни конфликта на КВЖД она сражалась плечо к плечу с Особой Дальневосточной армией (уже в пути на Дальний Восток меня застало известие, что флотилия, как и эта армия, стала Краснознаменной).

Повлияла на мой выбор и любовь к корабельной артиллерии, окрепшая после участия в практических стрельбах на «Авроре» и на линкоре. Начальник нашего курса В. П. Александров, служивший раньше на Амуре, показывал фотографии кораблей, на которых там плавал, и амурские мониторы произвели на меня неизгладимое впечатление. Казалось, они состояли из одних пушек — орудийные башни грозно возвышались над бортом, заслоняя все остальное. В речные броненосцы, существовавшие где-то за тридевять земель, я влюбился, как говорится, с первого взгляда.