Осваивать интендантское дело пришлось на корабле. Вообще учиться понадобилось многому. И у многих! А особенно — у первого моего командира Петра Андреевича Сюбаева.
Сюбаев командовал и «Пролетарием», и дивизионом канонерских лодок, куда входили еще три таких же корабля. На Амур он попал еще до революции — артиллерийским унтер-офицером, откомандированным с Балтики. В годы гражданской войны входил в хабаровский «морской комитет», организованный по инициативе Сергея Лазо, командовал группой моряков-партизан. А потом стал красным командиром на кораблях возродившейся флотилии. Позднее Реввоенсовет Республики присвоил Сюбаеву, как и другим выдвиженцам-практикам, права командира, окончившего военно-морское училище. Природные способности и многолетний опыт заменили ему диплом.
А уж Амур на всем его протяжении от Татарского пролива до Хабаровска и от Хабаровска до слияния Шилки с Аргунью (все это входило в операционную зону флотилии) Петр Андреевич знал просто изумительно. Только впоследствии, имея уже представление о том, сколь коварны изменчивые амурские фарватеры, и видя, как искусно обходит наш командир опасности, расставляемые своенравной рекой, я смог вполне понять, что означали слова, оброненные как-то Сюбаевым с простодушной гордостью:
— Да мне, если захотел бы, лучший почтарь в пароходстве дадут!
Плавать он любил, как вообще любил всякое живое, практическое дело на корабле. Был способен, «тряхнув стариной», сам стать к орудию за наводчика. Часто спускался с мостика то в машинное отделение, то в котельное (котлы топились когда углем, когда дровами, жара там стояла адская, и кочегары сменялись каждые два часа).
Речь нашего командира, нижегородца родом, пересыпали забавные словечки и прибаутки. В большом ходу была у него присказка: «Ах ты, японский бог!» И на флотилии добродушно именовали за глаза «японским богом» самого Сюбаева.
С самого начала Петр Андреевич предоставил мне много самостоятельности — не в его правилах было опекать младших. Думаю, это пошло на пользу. В то же время Сюбаев и комиссар канлодки Петр Петрович Зюбченко тактично, щадя мое самолюбие, но и не давая зазнаться, помогали мне правильно строить отношения с подчиненными.
Тут не все давалось легко. Из краснофлотцев лишь самые молодые были моими ровесниками, а все остальные, не говоря уж о сверхсрочниках, — старше. Они сознавали свое превосходство в практическом знании техники, в моряцкой умелости. Да и пороха, в отличие от меня, успели понюхать не только на учениях.
Освоиться на корабле помогали кроме командира и комиссара мои же подчиненные. Многому я научился у артиллерийского старшины Африкана Соколова, у старшин-хозяйственников Егорова и Ярославцева, у опытнейшего боцмана Бубнова. Сблизила с людьми работа в корабельной комсомольской организации.
Ну а окончательное признание на корабле принес мне памятный день на исходе летней кампании, когда проходили состязательные артиллерийские стрельбы.
В состязательных стрельбах участвовали все мониторы и канонерские лодки. Целью служил корпус списанного старого корабля. Стрелять надо было на ходу, с довольно большой дистанции. Управлять огнем «Пролетария», естественно, полагалось мне.
Пушки на канлодке были, между прочим, английского происхождения, захваченные некогда у колчаковцев. Деления на шкале прицела соответствовали расстояниям не в метрах, а в ярдах, но к этому я быстро привык. Освоил и внешне нехитрую (без приборов центральной наводки, имевшихся лишь на мониторах) систему управления огнем, при которой команды на орудия подавались во всю глотку с ходового мостика.
Стреляли мы в общем не хуже других. Но кто мог поручиться за исход состязательных? Волновались все, а уж я тем более.
Комиссар, обладавший громовым голосом, вызвался повторять мои команды. Он же подавал командирам орудий сигналы флажками. А Сюбаев, успевавший и управлять маневрами корабля, и следить за всплесками от падения снарядов, в азарте никак не мог удержаться от подсказок.
— Еще больше прицел надо взять! Еще больше на два, японский бог! — раздавалось у меня над ухом.
Понимая, что это не приказания и отвечать за стрельбу мне, я изо всех сил старался сохранить спокойствие и корректировать огонь так, как казалось правильным самому. Не знаю уж, что мне помогло, но при весьма ограниченном количестве выстрелов мы имели два прямых попадания в цель.
Лучших, чем у нас, результатов не достиг никто, и «Пролетарий» стал победителем состязаний. Узнав об этом, Петр Андреевич Сюбаев чуть не задушил меня в объятиях.
На трубе канлодки появилась почетная звездочка, с которой мы плавали до следующих состязательных стрельб. А первенства по огневой подготовке в своем дивизионе уже не уступали никому.
Плавали канлодки довольно много. Спускаясь в низовья Амура, доходили до Николаевска (от Хабаровска почти тысяча километров). А выше Хабаровска исходили все две с лишним тысячи километров, на протяжении которых Амур служит государственной границей. По Уссури — амурскому притоку и тоже пограничной реке — поднимались до Имана.