I'll keep coming (СИ)

— Что-то я сомневаюсь, что он так сразу нам поверит и упечет его в Азкабан, — не удержалась от комментария Гермиона. — Даже если и поверит, Драко все ещё ученик Хогвартса, и я уверена, что Дамблдор постарается его защитить, а не отправить домой, прямо в теплые объятия тети Беллы и дядюшки Воландеморта.

— С доказательствами… — он даже не обратил внимания, что она назвала Малфоя по имени.

— Ох, Гарри, ты же не можешь задрать ему рукав и провести через школу под выкрики про позор и предательство. Какое доказательство ты пытаешься найти, выслеживая его в коридорах и пялясь на уроках зельеварения?

Парень хмыкнул с насмешкой. Видимо, предложение Гермионы ему понравилось, но вопрос он предпочел проигнорировать. Драко обнаружился в коридоре перед классом, и Гарри напал на след. Он проскользнул в учебную комнату первым, за ним вразвалочку зашел Рон. Гермиона сильно сомневалась, что у него была какая-либо объективная причина так ходить, кроме неумелой показухи. Он, конечно, был плохим танцором, но не столько. Ничуть не смутившись своих мыслей, она замкнула процессию и на автомате посмотрела на учителя, который уже стоял за кафедрой. Гораций Слизнорт снисходительно улыбался.

Уныло помешивая зелье — настроение никак не влияло на результат, а в остальном она придерживалась идеального порядка, Гермиона пыталась заставить себя получать удовольствие от явно более здоровой атмосферы в классе: никто не возникал неслышно у неё за спиной, не оскорблял и не отнимал баллы. Может она и была скрытой мазохисткой, но баллы — это святое, тут уж никакими чувствами не отмашешься. Расслабиться не получалось. Она уже внесла это состояние в список «признаков», но все ещё не знала, как с ним справиться. Логика не помогала совершенно, осознание себя глупой влюбленной школьницей приносило почти физический дискомфорт.

Гермиона вытаращилась на зелье, скривив губы и нахмурившись. Зелье дружелюбно булькнуло, как щенок, который не понимал причину плохого настроения хозяина. Слизнорт о чем-то радостно разглагольствовал, но тема практически никак не касалась учебы, и она позволила себе его почти не слушать. Что там дальше в минусах? О нем довольно сложно было думать, по большей части потому, что думать было нечего. Мужчина был замкнут, закрыт и застегнут на все пуговицы. Гермиона не считала это ни плохим, ни раздражающим, хотя испытывала от понимания пропасти между ними отчетливую и невыносимую грусть. Этот «признак» она записала первым, когда пришло осознание. Пропасть так же подпитывала и разница в возрасте. Даже скорее в опыте, поправила она себя. Дело не в том, что он был старше, но очевидно его жизнь и мировоззрение сильно отличалось от её. Это разводило их по разным углам вселенной, деля практически на черное и белое. Звучало отвратительно пафосно.

Если бы Гермиона была чуть поглупее, возможно было бы легче и быстрее. Она бы вообразила, что сможет «разгадать его загадку» и конечно же «спасти от самого себя», начала искать встречи и тайно наблюдать, не хуже Гарри с его одержимостью Малфоем. В конце концов, она бы как-то навязала ему свое общество, поставила себя и его в глупое положение, возможно, даже неуместно призналась и благополучно получила бы от ворот поворот. Опухшие от слез веки, пара истерик, удушающий стыд на уроках и при случайных встречах в коридорах, всегда опущенный взгляд — и ей бы пришлось отпустить ситуацию.

В реальности же она отказывалась думать в сослагательном наклонении даже относительно себя. Вечера в одиночестве балдахина будили в ней что-то темное и жаркое. Такой ли правильной девочкой она была? Она вписала это в список как «гормоны», но понимала, что кривила душой. Пробуждающийся интерес, направленный на очевидно более зрелого мужчину, её пугал. Больше этого её пугало только то, что она, теоретически, могла получить ответ, совсем не такой радужный и ванильный, как полагалось ей воображать в семнадцать лет и в отсутствии хоть какого-нибудь внятного опыта с противоположным полом. Не то чтобы он был замечен в подобном, но почему-то представить его воспользовавшегося и циничного было гораздо проще, чем дающего хоть каплю ответного чувства. Конечно, бритва Оккама «подсказывала», что вариант с грубым отказом был самым вероятным, однако ей следовало бы прекратить предсказывать поведение человека, которого она совершенно не знала.